Aen Hanse. Мир ведьмака

Объявление

Приветствуем вас на ролевой игре "Aen Hanse. Мир ведьмака"!
Рейтинг игры 18+
Осень 1272. У Хиппиры развернулось одно из самых масштабных сражений Третьей Северной войны. Несмотря на то, что обе стороны не собирались уступать, главнокомандующие обеих армий приняли решение трубить отступление и сесть за стол переговоров, итогом которых стало объявленное перемирие. Вспышка болезни сделала военные действия невозможными. Нильфгаарду и Северным Королевствам пришлось срочно отводить войска. Не сразу, но короли пришли к соглашению по поводу деления территорий.
Поддержите нас на ТОПах! Будем рады увидеть ваши отзывы.
Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP
Наша цель — сделать этот проект активным, живым и уютным, чтоб даже через много лет от него оставались приятные воспоминания. Нам нужны вы! Игроки, полные идей, любящие мир "Ведьмака" так же, как и мы. Приходите к нам и оставайтесь с нами!

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Aen Hanse. Мир ведьмака » По ту сторону Врат » [июль, 1273] — Unwanted Crown


[июль, 1273] — Unwanted Crown

Сообщений 1 страница 30 из 52

1

imgbr1
Время: июль 1273 года
Место: Нильфгаард
Участники: Цири, Риенс
Предисловие:
— Я мечтаю не о власти, я мечтаю о свободе.
— Власть — это свобода.
PS. Сила — это когда ты имеешь все причины на убийство, но не совершаешь его.
PPS. Правило буравчика: чтобы продвигаться, надо вертеться.
PPPS. Наш хмель пожрал долгоносик, милорд!

Отредактировано Риенс (15.06.20 16:09)

+3

2

Ко двору императора Нильфгаарда Цири попала еще зимой, и хоть сейчас уже во всю роскошествовало лето, и за те несколько прошедших месяцев в ее жизни многое изменилось, она все еще не могла привыкнуть, как и не могла до конца поверить, что это — ее Предназначение.
Она уехала из утонувшей в снегах деревеньки, навсегда попрощавшись с прошлым и тем будущим, которого сама для себя желала, потому что поверила словам Его Императорского Величества — ее отца, которого она все еще не могла называть отцом, не прилагая усилий. Она ни на миг не забывала, что он сказал ей тогда в Вызиме, возложив ладонь на ее плечо. Тяжелую ладонь человека, обладающего огромной властью и огромной ответственностью.
Он называл ее своей единственной наследницей, невзирая на то, что в то время был женат, — императрица за годы супружеской жизни так и не смогла подарить ему сына. Он обещал ей, что придет время и она примет его наследие, займет место на императорском троне, станет великой и мудрой правительницей, которая поведет его страну — их страну — к процветанию. Но для того, чтобы это свершилось, говорил он, ей придется отказаться от бродяжничества, которое она именует ведьмачеством и считает своим призванием, осесть в имперской столице и учиться, много учиться, постигать тонкости бытия императрицей. Только так она сможет достичь величия и обеспечить мир и процветание многим поколениям своих подданных.
И она согласилась. Уехала от своего былого Предназначения ради нового.
Зимний ветер заметал снегом ее следы.

Зима сменилась весной.
Ее спешно обучали давно позабытым правилам этикета, подтягивали произношение нильфгаардского диалекта Старшей речи, с ужасом тараща глаза или хмурясь с негодованием, когда с ее губ срывались ругательства на скеллигском. А потом, приодев в традиционное пышное платье в золотисто-черных тонах, причесав, скрыв прической и косметикой шрам, неподобающим и вызывающим образом разрушающий симметрию ее лица, представили миру как внебрачную дочь Эмгыра вар Эмрейса.
Он выполнил обещание и назвал ее своей наследницей, но ценой тому оказался отказ не только от ведьмачества, но и от всего прочего: Цирилла Фиона, дочь Паветты и Дани, в прошлом княжна из Цинтры, восседала на троне в качестве императрицы, еще одну Цириллу Фиону нильфгаардский двор принять не мог, а потому бастардке императора, пусть и узаконенной, следовало смириться и избрать себе новое имя.
— Пусть будет Лара, — решила она, утопив чувство обиды в легкой истерике и изнурительной тренировке, — была раньше ласточкой, теперь стану чайкой.
— Пусть будет так, дочь моя, — согласился Его Императорское Величество.
«Пусть будет так», — подумала Цири и не спросила, каково ему пытаться зачать ребенка с женщиной, схожей с ней, как капля росы схожа с каплей дождя. И не спросила, как сложилась бы ее судьба, если бы тогда в замке Стигга он не решил ее отпустить.

После весны пришло лето.
Лару — все еще Цири — обручили с молодым генералом Морвраном Воорхисом. Истерики с ее стороны на этот раз не было, хоть и приняла она эту новость не безропотно, а стиснув зубы. Морвран оказался учтивым, вежливым и обходительным, но в его скучающем взгляде она никогда не видела ни проблеска интереса к ней как женщине и понимала, что интересует его исключительно как ступенька на пути к трону и будущая мать наследника из его рода.
Они никогда не говорили о любви, которой между ними и не было, вместо этого вели беседы о политике, экономике, географии и даже немного — о военном деле, ведь все это входило в ее нескончаемое обучение. Но Морвран, поначалу живо и заинтересованно погружавшийся вместе с ней в обсуждения и обмен мнениями, со временем утратил интерес и к этому, а их разговоры приобрели прохладный характер, в котором чувствовалось некоторое превосходство с его стороны, будто он был взрослым, а она — ребенком.
Цири не понимала причин такой перемены, но точно знала, что не только ее жених относится к ней не так, как она того ожидала: часто краем глаза ловила на себе неодобрительные взгляды придворных и слышала их шепотки за спиной. Очевидно, что не всех радовало решение императора, хоть никто и не отваживался громко высказаться против.
А потом ее попытались убить.

Когда утром служанка кружила вокруг нее в ежедневном ритуале умывания, одевания и причесывания (традиционное опостылое платье было уже надето и зашнуровано), Цири заметила, что костяной гребень, которым ее обычно расчесывали перед тем, как уложить волосы в замысловатую прическу, выглядел необычно: на однородно светлой кости виднелись едва заметные пятна. Она резко остановила руку служанки, уже тянувшуюся к гребню, и подняла его при помощи носового платка, чтобы самой к нему не прикасаться.
Осмотрев и принюхавшись, определила: на гребне яд.
— Ваше высочество? — робко подала голос служанка. — Что-то не так?
Цири резко обернулась, посмотрела на нее, нахмурившись. Могла ли она сперва сама нанести яд, а теперь разыгрывать ничего не сведущую и невинную? Желание яростно полоснуть зубчиками по лицу девушки вскипело в груди — пусть узнает на собственной шкуре, что здесь не так. Месяцами она, Цири, ходила коридорами императорского дворца, месяцами ловила на себе недоброжелательные взгляды и молча терпела, не осознавая, к чему все может прийти.
Да, служанка могла быть виновной. А могла и не быть.
Отравить гребень мог кто угодно из тех, у кого был доступ к ее покоям, — другая служанка, фрейлина, Воорхис, кто-то, кто осмелился бы пробраться через окно… Даже сама императрица, что было бы, конечно, абсурдом. Ведь если бы она желала убить падчерицу, то сделала бы это не собственными руками.
— Все хорошо, —  ответила Цири, протяжно выдохнув, и голос у нее почти не дрогнул. Гребень она осторожно завернула в платок. — Мы закончили. Ты свободна.
Поклонившись, служанка поспешно вышла.

По дворцовым коридорам Цири неслась настолько стремительным шагом, насколько позволяло ее платье, не обращая внимания на придворных, склонявших перед ней головы в приветствии. За спиной они, конечно же, начинали шушукаться и обсуждать ее неуложенные и растрепанные волосы — она даже не стала искать другой гребень, чтобы их расчесать.
Ее целью был кабинет начальника имперской секретной службы. Этому человеку, сменившему на посту провинившегося в чем-то Ваттье де Ридо, она собиралась предъявить доказательство и затребовать провести расследование. Само собой, втайне от всех, кто мог быть замешан. А если он сам была замешан… В этом случае Цири не знала, что делать, но надеялась разобраться по ситуации.
Стражник у двери кабинета пытался открыть рот и что-то сказать, но так же беззвучно его закрыл и посторонился, как только она посмотрела на него: преимущество ее положения при дворе было в том, что она могла беспрепятственно пройти почти куда угодно. Решительно распахнув дверь, вошла внутрь, бодро прошествовала по комнате, а потом замерла.
Мужчина, склонившийся над письменным столом, был не тем, кого ей представляли пару месяцев назад. У того волосы были светлые, а у этого — темные. Тот был худощавый и мелкий, точно хорек, а этот — крупнее и значительно выше, что было заметно даже когда он сидел. Он поднял на нее взгляд человека, раздосадованного тем, что его оторвали от работы. И у Цири в животе будто клубок змей зашевелился.
— Риенс! — не веря своим глазам и не чувствуя, как отвратно скребет произнесенное имя по небу, она подскочила к столу, не так ловко, как ей бы хотелось (треклятое платье!), но ухватила единственное, что более-менее походило на оружие — нож для вскрытия писем. — Ты… — лезвие обвинительно тянулось в сторону его горла. Может, не такое острое, как Ласточка или даже обычный кинжал, а все же для него вполне хватит. —… что здесь делаешь, Риенс?
[icon]https://i.imgur.com/P0UeKmj.jpg[/icon][nick]Лара вар Эмрейс[/nick][status]была ласточкой, стала чайкой[/status][raceah]Раса: человек[/raceah][ageah]Возраст: 21 год[/ageah][actah]Деятельность: наследница престола империи Нильфгаард[/actah][fnameah]Цирилла[/fnameah][sign]---☼---[/sign]

+4

3

Все люди, так или иначе, совершают ошибки. Потому что не всеведущи, потому что слишком верят в свои силы или же наоборот недооценивают собственные возможности. И эти же самые люди мечтают ошибки не совершать, не понимая, что, наверное, только боги, если они существуют, могут оказаться правы абсолютно во всём. Так что куда интереснее не сам факт ошибки, а та цена, которую за неё придётся заплатить. И, как бы это ни было иронично, порой, чем больше у человека власти, тем дороже он платит за свои ошибки. Слишком много тех, кто ждёт этих ошибок. И среди них не только мелкая рыбешка, порой там, в темноте, своего часа ждут и более крупные хищники.

Когда ошибся Ваттье де Ридо, акулы, что за многие километры чуют капли крови, упавшие в воду, не заставили себя ждать. Нельзя отрицать, де Ридо был исключительно хорош в своём деле и безгранично предан Императору. Это и спасло его жизнь, когда все, кто имел зуб на него лично или же просто метил на тёплое место, словно сорвались с цепи. Даже такой властный и умный человек, не смог бы отразить все удары. Де Ридо понял – его спасение только в отступлении и признании своего поражения. Выяснить, как именно он допустил ту фатальную ошибку, и не стала ли она результатом внешней диверсии, и что ещё вероятнее, подставы, у него уже не было возможности.

И там, позади первого ряда голодных акул, нашёл своё место и Риенс. Он не торопился. Ваттье де Ридо был добычей явно не его масштаба. На тот момент ему хватало последствий этой борьбы и разбирательств. Бывший шпион, совсем недавно лишившийся своего покровителя, шёл на риск, но других вариантов не видел. Битвы за замок Стигга он дожидаться не стал, благополучно свалив, как только запахло жареным. Это были разборки не его уровня. Да и на самом деле ему было плевать. Не хотелось только попасть под раздачу. Но таким образом он поставил себя в незавидное положение разом потерявшего всё одиночки, который понятия не имел, как выживать без надежного прикрытия и места, куда в случае чего он мог вернуться. Риенс отчаянно нуждался в новом покровителе, и его взгляд упал на уже известное зло.

Нильфгаард.

В первую очередь, ему надо было выторговать свою жизнь, и с этой задачей он справился. Поиски Цириллы к тому времени утратили свою публичную актуальность, Император связал свою жизнь с «подделкой», которую подсунул ему Вильгефорц, и вроде как даже сумел извлечь из этого события всю необходимую выгоду. Риенс же вышел на агентов с красивой историей своей непричастности, довольно неплохим арсеналом сведений, подчерпнутых в замке ныне покойного великого мага и иными ресурсами, пригодными для торгов.
Это было неприятно. Неприятно снова пытаться выбраться наверх из должности двойного агента и какого-то мелкого доносчика, и вдобавок на этот раз без помощи и влияния Вильгефорца. Но отступать было некуда.
К счастью, когда-то давно его смертный приговор так и не прозвучал официально, оставшись на устах в верхах разведки на тот случай, когда им всё же удастся найти его, доставить в Нильфгаард и выпытать признание в предательстве. Ему повезло встретиться с людьми, которые ценят выгоду выше давно утративших актуальность счётов. Лишь бы не попадаться на глаза де Ридо. Риенс отлично помнил обещанное Скелленом пожелание главы разведки содрать с неудавшегося чародея кожу заживо, и проверять не забыл ли тот своё обещание совершенно не желал.

Так бы, наверное, и довольствовался жизнью разведчика и двойного агента, если бы на горизонте огненным заревом не вспыхнула Третья Северная Война. Война, она всегда была одинаковой, кто-то терял всё, а кто-то приобретал очень многое. Риенс свой шанс упускать не собирался.
К этому моменту де Ридо уже схватился в битве за свою должность и жизнь. Что не день, то хорошие новости.

Как же Риенсу хотелось лично вцепиться в горло Ваттье де Ридо, за всё высказанное к нему презрение, за обещания «долгого и тяжелого разговора», за которым, вероятно, и скрывались обещанные Скелленом «развлечения». Как же ему хотелось увидеть в глазах главы разведки осознание того, что его приговором стал тот, кого он так долго недооценивал.
Но этому не суждено было случиться. Риенс только смотрел, как главу разведки растерзали другие амбициозные и сильные претенденты. Вот только они были и вполовину не так хороши, как де Ридо.

Ход дальнейших событий уже кто-то вряд ли смог восстановить полностью, но на выборе нового шефа разведки проблемы не закончились. Одно дело занять трон, другое – его удержать. И вот тут-то все вспомнили де Ридо, который не допускал даже малейшего раздрая в рядах подопечной организации. Происходящее Риенсу понравилось. Перевернув пару корзин с грязным бельём, кое-кого подставив, кое-кого подсидев, кое-кого разоблачив, он сумел сместить даже на тот момент дальше всех продержавшегося на посту Растуса вон Рейна, светловолосого тощего, опытного, но недостаточно внимательного человека.
Все более-менее достойные конкуренты уже сожрали друг друга. В данном случае сыр из мышеловки получила даже не вторая, а как минимум пятая мышка.
Видел бы его де Ридо. А кто знает, может и видел, говорят, его перевели на какую-то полевую службу, связанную с обеспечением армии.   

К этому моменту Риенс грел место главы разведки уже не первый месяц, удивив очень многих тем, как неплохо он умудрялся справляться со своей работой. Кто-то, кажется, даже успел изменить о нём мнение, кто-то тихо завидовал, но в целом под началом бывшего помощника Вильгефорца организация неожиданно показала себя с лучшей стороны.
Конечно же, Риенс слышал о том, что где-то нашлась незаконнорожденная наследница престола, что, впрочем, мало кого удивляло – кто из правителей был без такого грешка? А, учитывая, что императрица всё никак не могла подарить своему мужу наследника, ситуация успела накалиться. Вдобавок наследник вроде как оказался девчонкой, и звали её, кажется, Лара. Риенса не очень волновали проблемы наследования престола, у него тут на руках доносы о назревающих бунтах, партизанских диверсиях на завоеванных территориях и прочих вещах, требовавших как минимум ответа, а иногда и предотвращения. Очередной зачинщик бунта или сепаратист сам по себе от кинжала в спине не умрёт.

Риенс видел за столом, вдумчиво читая очередное письмо, когда скрипнула дверь, и в комнату ворвался облаченный в светлое платье вихрь. Глава разведки с нескрываемым недовольством поднял взгляд и выронил письмо из разом ослабевших рук. Глаза чародея расширись от удивления и испуга, от лица отхлынула кровь.   
Всё-таки в какой-то степени он остался тем ещё недальновидным идиотом. В голове разом пронеслись все упоминания о найденном наследнике, которые он так успешно игнорировал, считая, что это никак не может его коснуться.
Не рассмотрев самого очевидного варианта. Наследницы, о которой он уже знал. Той, встречи с которой он желал меньше всего на свете. В самых худших своих кошмарах, в тех самых, после которых просыпаешься со сдавленным криком и дрожью во всём теле, он видел последнюю встречу именно с этой девушкой. 
Прошло чертовски много времени. Его ночной кошмар из тонкой и звонкой девчушки-подростка, скользящей по льду с мечом в руках, превратился в красивую молодую женщину в достойном наследницы престола платье. Да и сам Риенс, в дорогой одежде традиционных черных и золотых цветов, ощутимо отличался от того промокшего насквозь и кричащего от ужаса человека. Вот только это всё не имело значения.
Глядя на Цириллу, он чувствовал себя так, словно вчера корчился на льду Тарн Мира.

Едва нож для конвертов скользнул к его шее, Риенс рванулся назад. Ждать кровавой расправы над собой он не собирался. С грохотом перевернув на ходу стул, он всё же сумел отскочить назад и даже не растянуться на полу, и теперь стоял по другую сторону стола от Цириллы, тяжело дыша и упираясь левой рукой на этот самый стол, а правой прижимая к себе планшет с закрепленным на нём недописанным приказом, словно тонкий кусок дерева мог защитить его от разгневанной девушки.
- Что? Я… я здесь работаю!

Отредактировано Риенс (16.06.20 00:01)

+4

4

Нож в руке Цири дрожал. В ее руке, привычной к тому, чтобы крепко и твердо держать оружие и решительно ранить, рубить, резать, пускать кровь, выпускать кишки — наносить повреждения, несовместимые с жизнью. Нож дрожал не от предвкушения чужой боли и смерти, не от слабости или бессилия, не от страха или предчувствия опасности. Ее пальцы все еще были уверенными в своем деле, ее тело все еще было сильным и ловким, а рефлексы — отточенными, но ее мысли, как и прежде, как и всегда, оставались беспокойными и неупорядоченными. В них кипящей смолой бурлили сомнения.
Риенс, сорвавшись с места, испуганным зверьком отскочил прочь, разорвал опасно близкое расстояние между собственным горлом и лезвием, вмиг оказавшись по ту сторону стола. Будто бы стол, пусть большой и крепкий, мог остановить Цири, если бы она захотела поскорее перерезать ему глотку!

Платье, конечно же, помешало бы ей молниеносно вскочить на столешницу, разметав беспорядочно разложенные бумаги в разные стороны, перевернув чернильницу и оставляя за каблуками следы, одним прыжком оказаться уже с другой стороны и прижать лезвие к горлу не сумевшего убежать человека. Проклиная свой неудобный наряд, ей пришлось бы пойти по кругу и быть при этом достаточно быстрой, чтобы он не успел позвать на помощь до того, как она загонит его в угол и прижмет спиной — к стене, ножом — к горлу.
Если бы она захотела.
— Врешь!
Цири шагнула в сторону, как и планировала, огибая стол, но слишком медленно для того, чтобы поймать его. Нож дрожал, но рука не опускалась.
— Ты помнишь, что ты мне обещал? Помнишь, на озере Тарн Мира?
Она помнила.

Она ступила на тонкий, припорошенный легким снежком лед, покрывший поверхность озера. Отпустила Кельпи и велела ей ждать на той стороне, у башни. Вороная, блеснув умным темным глазом, фыркнула на прощанье и умчалась прочь, а Цири пошла сквозь туман по льду, оставляя за собой цепочку следов.
Морозный воздух покусывал за нос и щеки, хоть она и обернула нижнюю часть лица шарфом. Туман вокруг сгущался.
Решив, что прошла достаточно, она добыла из сумки коньки, взятые в доме у Высоготы, и переобулась. Когда-то, когда она еще гостила на Скеллиге, они с Хьялмаром и другими детишками как угорелые носились по льду. Это было давно, но тело все еще помнило, как держать равновесие и как двигаться.
Ее преследователи не заставили себя долго ждать, и она вылетела к ним из тумана, из холодного зимнего воздуха, прошлась стальным вихрем, разбрызгивая теплую кровь по снегу.
Они боялись ее. Шедшие по ее следу охотники, ощутившие себя в положении загнанной дичи, кричали, паниковали, метались. Пытались достать ее и оружием, и магией — все тщетно. Здесь властвовала она, она владела их жизнями и оканчивала их легким движением Ласточки. Все было так ужасающе просто.
Когда по льду пошла трещина от неудачного заклинания, Цири засмеялась. Тихо, едва слышно, но засмеялась. На острых лезвиях скользнула к краю образовавшейся проруби, в которой барахтался человек, моливший о помощи. Другие стояли рядом, боясь шелохнуться и даже не думая ему помогать.
Она стянула с лица шарф, зимний воздух обдал холодом разгоряченную кожу. Пусть видят, пусть все видят, что Скеллен сотворил с ее лицом. Пусть видят ненависть в ее обведенных сажей глазах и улыбку на пересохших губах.
— Риенс.
Она узнала его, мокрого, замерзшего, напуганного и жалкого человечка, изо всех сил цеплявшегося за свою жизнь. В прошлый раз она его видела, когда сама была униженной и побитой, на цепи таскалась следом за Бонартом. А теперь вот как все обернулось.
— Жить хочешь, да?
Острие Ласточки оказалось в опасной близости к его шее.

Казалось, тысяча лет прошла с того времени. На самом деле — меньше пяти, а все же — почти четверть ее жизни. Цири отчетливо помнила, что тогда произошло и с ней, и с ним. И в его глазах видела: он тоже помнил.
Он говорил, что работает здесь, и подразумевал, что это его кабинет, но она не верила.
Как, каким образом такое могло произойти? Как Риенс мог оказаться в кабинете начальника секретной службы, кроме как для того, чтобы стать целью допроса? Не говоря уж о том, что допросы с пристрастием наверняка проводили где-то в другом помещении, чтобы не запятнать кровью и другими телесными жидкостями прекрасный драгоценный паркет.

Ей думалось, что он мог забраться сюда, чтобы украсть какие-то важные документы, пока хозяин кабинета отсутствовал или — хуже — лежал где-то без сознания или мертвым. Она застала его за столом, с бумагами на руках, сосредоточенным на чтении, но спокойным. В ее понимании шпион, тайно пробравшийся в такое важное место, не мог чувствовать себя настолько уверенным и в безопасности, чтобы даже не сразу встрепенуться, когда она только открыла дверь.
Самое невероятное — он каким-то образом мог оказаться тем самым человеком, которому она собиралась поручить расследование покушения на свою жизнь. Человеком, которому собиралась довериться.
Все это было до невозможного глупо и дико, начиная с того, что он все еще жив, и заканчивая тем, что находился здесь. А все же, Риенс стоял напротив нее — прятался от нее по ту сторону письменного стола, и, по ее мнению, делал здесь что угодно, но только не работал.
Цири сделала еще шаг в сторону, повернула в руке лезвие, будто взвешивала баланс. Ножи для бумаг, к сожалению, не предназначены для метания. Чернильницы тоже, но ее это не остановило: она схватила со стола тяжелый сосуд и бросила, метя Риенсу в голову. Черные капли брызнули из-под раскрывшейся крышки в стороны, пятная ее платье, стол, паркет — все вокруг.
А Цири крикнула громко, чтобы ее услышали по ту сторону тяжелой резной двери:
— Стража!
[nick]Лара вар Эмрейс[/nick][status]была ласточкой, стала чайкой[/status][icon]https://i.imgur.com/P0UeKmj.jpg[/icon][sign]---☼---[/sign][raceah]Раса: человек[/raceah][ageah]Возраст: 21 год[/ageah][actah]Деятельность: наследница престола империи Нильфгаард[/actah][fnameah]Цирилла[/fnameah]

Отредактировано Цири (16.06.20 17:33)

+3

5

В тот момент, в мелко дрожащем острие лезвия и ярко пылающих изумрудных глазах нынешний начальник секретной службы видел вовсе не те чувства, в которых пыталась разобраться Цирилла. Он видел то, чего боялся он сам. Он видел ярость.
В кабинете не было ничего, что сошло бы за оружие. Да и суровая реальность была в том, что Цирилла успеет его зарезать ножом для писем гораздо быстрее, чем он успеет сообразить, как отбить атаку привычным для себя коротким кинжалом. Риенс судорожно перебирал в голове заклинания, которые он смог бы произнести достаточно быстро, но ничего не приходило в голову. Даже небольшой заряд молнии или огненный шар требовали подготовки и концентрации. А концентрация это последнее, что сейчас бы получилось у чародея, в голове которого тихо зрела всеобъемлющая паника.
- Нет! – С каким-то надрывом крикнул шпион. Как будто ему сразу же поверят, что он действительно не врёт.

Риенс сделал шаг в сторону синхронно с Цириллой, словно находившийся между ними стол мог как-то его защитить.
- Я всё могу объяснить!
Как именно и что он собирался объяснять, сказать было сложно. Потому что он не мог объяснить даже то, как упустил из виду всю эту историю с наследником.
Бессовестно отбросив события пятилетней давности, всё время своей службы у Вильгефорца, всё, что только мог, он решил жить дальше. Только не подумал, что если он будет делать вид, как будто чего-то не случилось, прошлое не перестанет существовать и не останется лишь в кошмарах.
Каким-то немыслимым образом Риенс умудрился побледнеть ещё сильнее, вплоть до какого-то совсем нездорового сероватого оттенка.
Он помнил.

…Как вода может быть настолько холодной?
Риенс так и не успел понять, где именно совершил ошибку в простеньком заклинании. Не успел понять и то, как весь мир вокруг рухнул и погрузился в ледяную тьму тяжелой как свинец воды. Он вынырнул только благодаря инстинктам и ведомый ими же судорожно попытался зацепиться за край пробитой в толще льда полыньи, несколько раз срывался, скользил вниз, глотал ледяную воду, но находил силы пробовать спасти себя снова и снова. В судорожных, полных отчаяния попытках уцепиться за покрытый тонким снегом, чуть подтаявший лед он срывал ногти и ощущал, как тонкие ледяные осколки разрывают в клочья кожу. Искалеченные пальцы скользили по собственной крови, но каким-то немыслимым усилием он всё ещё держался. Держался, отчётливо чувствуя, как тащит его вниз, в воду промокшая тяжелая зимняя одежда, а там, под ногами только ледяная бездна. Тело сводило болезненной судорогой и било крупной дрожью, мороз безжалостно кусал мокрые щеки. Риенс терял последние силы, с каждым мгновением осознавая, что у него нет шансов выбраться на лёд самостоятельно.
Но никто не спешил пытаться его спасти. Ни скорчившийся в нескольких шагах в стороне Бореас Мун, ни замерзавший Скеллен. Он зря звал их на помощь.
Для них смерть обрела облик пятнадцатилетней пепельноволосой девчушки, скользившей по льду.

Отзываясь на своё имя, бессильно уронивший подбородок на лёд шпион кое-как поднял взгляд. И едва не задохнулся от ужаса. Княжна Цирилла, та самая девчонка, за которой он охотился долгие годы, смотрела на него сверху вниз, в её горящих глазах полыхала ярость. С острого лезвия у его шеи каплями срывалась алая кровь.
- П-пожалуйста… Прошу…
В тот чудовищный миг трясущийся от невыносимого ужаса и холода чародей совершенно не думал ни о высокомерии, ни о чувстве собственно превосходства, ни о том, как происходящее выглядело со стороны.
Он хотел жить. Был готов на всё ради лишнего вдоха.
Все ценности и амбиции резко сжались до одного единственного желания.
Жить.
- Спаси… Я знаю… Г-где сейчас… Йеннифэр… Я скажу… Т-только...
Даже в таком положении, глядя на игравшую на губах девушки злорадную усмешку, почти окоченевший шпион понял – она ему не верит. Такими словами он делал лишь хуже.
- Прошу… - проскулил отчаявшийся человек, пытаясь пошевелить задеревеневшей от холода и напряжения шеей, - …не убивай. Клянусь… - он никак не мог справиться с дрожащей челюстью, каждое слово давалось с огромным трудом, - …т-ты никог-гда б-больше… не увидишь… м-меня. Ни т-ты… ни твои б-б-близкие… - В голосе неудавшегося чародея звучали слёзы. - …Т-только пощади…

Риенс держал слово пять лет и на самом деле эту клятву нарушать совершенно не собирался. Юная ведьмачка была последним человеком, которого он желал встретить на своём пути. Казалось бы, он оставил всё произошедшее на севере. Совершенно не подумав о том, что девушка, на глаза которой он клялся не попадаться, была дочерью Императора Нильфгаарда.
И вот теперь расплачивался за свою недальновидность.
- Я… я помню. И… - чародей закусил губу, взгляд бегал. Что он мог сказать? «Это случайность?» Его это ничуть не оправдывало. «Я не хотел?» Ещё более нелепо. А нормальные слова в голове задерживаться совершенно не желали.
Риенс отбросил все мысли о самозащите или попытке ответного удара. Он активно продумывал бегство. Дверь как вариант отпала сразу же. Он не успеет проскочить мимо Цириллы при всём своём желании. К этому моменту он уже на полном серьёзе засматривался на окно, вспоминая пышные кусты сирени и шиповника, росшие в ухоженных клумбах около дворца. Если повезет, он сможет достаточно удачно разбить плечом стекло и приземлиться не на дорожку, а именно в кусты. Многочисленные порезы и ушибы казались приятной альтернативой перерезанному горлу.
Через стол полетела массивная чернильница, Риенс вскрикнул и прикрыл голову планшетом. Чернильница гулко стукнула о тонкую досточку – бросок был на зависть хорош, и отскочила куда-то в сторону двери, оставляя на всём пути своего полета черные пятна. Но испорченные бумаги, изукрашенный паркет и даже пятна на собственной одежде в этот момент его как-то совершенно не волновали. По планшету растекалась сочная тёмная клякса.

Цирилла же тем временем позвала стражу. Риенс успел только удивленно взглянуть на неё поверх своей импровизированной защиты. В кабинет практически сразу же с грохотом ворвалось двое растревоженных мужчин в тяжелых черных доспехах и с оружием наизготовку. Впрочем, как ворвались, так и остановились, недоуменно глядя на двух замерших у стола людей. Один из стражников бегло осматривался по сторонам, ища нарушителя спокойствия, который ну наверняка должен был быть где-то в кабинете. Второй с интересом разглядывал на лежавшую неподалеку чернильницу, окруженную живописными черными пятнами. Через несколько долгих мгновений стало ясно, что никого постороннего в кабинете нет, рассматривавший чернильницу стражник для верности даже несколько секунд смотрел на потолок. Облаченные в доспехи мужчины помялись, но тот, что постарше всё же подал голос.
- Ваше высочество. – Он поклонился Цирилле. Если разлитые чернила и несколько странные позы высокопоставленных лиц его и смутили, виду он не подал. – Господин начальник секретной службы. – Кивок уже Риенсу.– Что-то случилось?

+3

6

Стражники оказались в кабинете на удивление быстро: ворвались стремительным черным вихрем металла с проблеском золота. Вероятно, шум по ту сторону двери, который Цири и Риенс устроили, переворачивая мебель и метая письменные принадлежности, насторожил доблестных солдат, но они не решались нарушить уединение, предоставления которого так четко требовал весь внешний растрепанный и взбудораженный вид наследницы, дополненный властным жестом, брошенным перед тем, как войти.
Цири хотелось орать «хватайте его, он предатель!», но что-то подсказывало, что подобное поведение будет слишком поспешным с ее стороны, слишком необдуманным и недальновидным. Эмгыр вар Эмрейс не был глупым и недальновидным, иначе никогда бы так долго не продержался на императорском троне. И потому, если он допустил на столь важную должность человека, подобного Риенсу (то есть, самого Риенса), в этом был определенный смысл. 

— Все хорошо, — медленно проговорила она, тщательно формируя четкие звуки наречия, все еще чуждого ее языку. Руку, в которой держала нож, плавно опустила, в складках платья пряча оружие от посторонних глаз. — Господин Риенс, — невзначай посмотрела на шпиона, надеясь, что он поймет ее посыл и не станет тотчас же все портить своей версией событий, — помогал мне… — запнулась, подбирая правильные слова, — обучал, как вести себя в ситуации, если на меня нападут. Как использовать подручные средства для защиты. Но он был столь яростен, что я испугалась и не сдержалась не смогла сдержать желания позвать на помощь. Простите, что потревожила вас, господа. Возвращайтесь на свой пост.
Цири никогда не умела ладно врать и не уверена была, что на этот раз у нее получилось. Но кто бы стал открыто ставить под сомнение ее слова при отсутствии других объяснений произошедшему? Стражники выглядели озадаченными. Один из них одарил Риенса взглядом, в котором сквозило сомнение: с точки зрения Цири, его внешний вид и правда никак нельзя было описать как «яростный». Но уважение перед более значимым по должности человеком возобладало и стражник, даже если ему было что сказать, промолчал.
Его товарищ, впрочем, молчать не стал:
— Простите, что прервали обучение, — проговорил он, и оба, поклонившись, вышли.
Цири посмотрела на Риенса.
Почему все так сложилось?

Он лежал на холодной льдистой поверхности, все еще жалкий и мокрый, все еще цепляющийся за свою жизнь, но уже не хватающийся за край полыньи, с каждым мигом все глубже соскальзывая в холодную воду.
Цири желала выслушать, что он может сказать. И не желала видеть, как он барахтается, будто мышь, упавшая в кувшин молока. И тем более не желала, чтобы от холода он впал в шок и на полуслове потерял сознание, не договорив, и забирая свою информацию с собой под лед.
Он лежал, потому что она не разрешала ему вставать. Как только он выбрался, оставляя на заснеженном и мокром льду красные пятна там, где касался их содранными пальцами, она ощутимо хлопнула его по спине мечом плашмя, давая понять, что если он поднимет голову чуть выше предела, который ей нравится, то удар придется по шее. И острием.

Никто не пытался его защитить, поддержать или оправдать. Его подельники бросились наутек, как только поняли, что он завладел ее вниманием.
Стефан Скеллен ушел от возмездия, но Цири ни на миг не сожалела: пусть себе, еще свидятся, если Предназначение будет благосклонно к ней и жестоко — к нему. Месть за увечье — дело важное (правда, Риенс?), но для нее не настолько, далеко не настолько значимое, как спасение Йеннифэр.
Если только Риенс не врал. В его глазах, помутневших от страха перед близкой смертью — от воды, заливающей легкие, или от металла, рассекающего плоть, — она видела все тайны, все ответы на все вопросы, которые она только могла бы придумать и задать. Он бы ей все рассказал, даже то, о чем раньше не имел представления. Все, лишь бы выжить.

— Не ври мне, Риенс, — она легко скользнула по льду прочь от него, сделала круг и потом вернулась; лезвия коньков прошлись в опасной близости от его пальцев, ледяная крошка брызнула ему в лицо, когда она крутнулась на месте. — Если соврешь — узнаю. И потом найду тебя, —  на ладонь ему надавило лезвие, ровно с той силой, что позволяла медленно, но тщательно, рассечь кожу до крови — Цири знала свой вес и знала, что оставлять его без руки не собирается. — А теперь — говори.

То, что Риенс ей тогда сказал на озере Тарн Мира, прижатый ко льду под ее ногой, в конце концов не имело никакого значения. Цири, пусть и была взбудоражена и взбешена, приняла обдуманное решение не отступать от плана: добраться до Башни Ласточки, вернуться на Танедд, найти подмогу, а уж потом бросаться на спасение Йеннифэр.
То, что случилось после перехода через портал башни, перечеркнуло все ее замыслы.
Но то, что она на озере не сделала — не убила Риенса и не дала ему умереть — это имело значение. И тогда, хоть она еще об этом не знала, и сейчас, когда многое уже поняла.
Жалость тогда остановила ее руку. Жалость к распластанному на льду человеку, который по всем меркам заслуживал смерти. Она подарила ему жизнь и это позволило ей почувствовать себя значительно сильнее, чем если бы она обрекла его на смерть. Значительно сильнее и чуточку мудрее.

Когда дверь за стражниками тихо затворилась, Цири стряхнула с себя напряжение, рассеяно осмотрелась и, приметив, что стул для посетителей все еще спокойно стоял нетронутым рядом со столом, удобно устроилась в нем, не позабыв расправить платье. Ненужный теперь уже нож для конвертов небрежно швырнула на стол и, кажется, не рассчитала силу броска: тот, скользнув между бумаг, оказался на самом краю и, побалансировав миг или два, упал на пол со звонким стуком.
Цири вздохнула. Она ведь хорошо умела рассчитывать, а тут вот такое — ошиблась, была слишком поспешной и нетерпеливой. Может, с ее попыткой нападения на Риенса тоже все было именно так: слишком поспешно и нетерпеливо. Могла бы выслушать, прежде чем приходить к поспешным выводам и поминать былое.
Знала ведь, еще тогда, на озере, что он ради спасения собственной шкуры скажет что угодно и что угодно пообещает. Даже никогда не сомневалась, что он своего обещания придерживаться не станет. А все равно, увидев его в кабинете, пришла в ярость.

— Сядь уже, Риенс, — сказала резко и снова на всеобщем, а потом, памятуя об уроках этикета, которыми ее все еще продолжали пичкать, добавила вежливым, сдержанным тоном: — То есть, прости… Сядь, пожалуйста, господин Риенс, ты наверняка устал стоять и недоумевать там в углу. В конце концов, это твой кабинет. А я здесь просто гостья. И уже тоже сижу.
Фраза завершена была очередным вздохом. Кабинет и правда оказался его, если судить по словам стражников. И он действительно работал здесь: на должности начальника секретной службы или мастера над шпионами, как еще эту должность иногда называли. А Цири каким-то немыслимым образом сумела упустить из виду такую важную деталь, как то, кто именно ее занимал. Она ведь была абсолютно уверена, что представляли ей совершенно другого человека.
— Ты, кажется, хотел мне что-то объяснить? Так прошу же: объясняй. Я вся внимание, — она откинулась на спинку стула, пытаясь всем своим видом показать, что намерения у нее совершенно мирные и больше она на него с ножом для конвертов бросаться не будет. Тем более, что нож теперь лежал на полу по другу сторону стола от нее. — А потом, будь добр, объясни еще и это.
Из лучшего тайника, который только могли придумать женщины, декольте собственного платья, она добыла и выложила на стол завернутый в платок гребень, радуясь, что укутала его достаточно плотно. Рискованной была эта затея — прятать так близко к телу сей опасный инструмент, одна царапина которого могла стоить ей жизни.
[nick]Лара вар Эмрейс[/nick][status]была ласточкой, стала чайкой[/status][icon]https://i.imgur.com/P0UeKmj.jpg[/icon][sign]---☼---[/sign][raceah]Раса: человек[/raceah][ageah]Возраст: 21 год[/ageah][actah]Деятельность: наследница престола империи Нильфгаард[/actah][fnameah]Цирилла[/fnameah]

+3

7

Вместо закономерной тревоги во взгляде начальника секретной службы сверкнуло ощутимое раздражение. Он прекрасно знал, что дверь в его кабинет охраняется и был рад подобным мерам, в конце концов, его должность, особенно это продемонстрировал опыт последнего времени, подвергает весомой опасности, которая, впрочем, того стоила. Но вот незадача – несмотря на двух великолепных вооруженных бойцов в тяжелых доспехах, стоявших недалеко от двери, он вполне уже мог валяться на полу с перерезанным горлом, а бдительная стража вряд ли бы услышала его предсмертные хрипы. Вот и вся защита высокопоставленного лица в центре столицы.
Впрочем, если бы ворвавшаяся стража застала их с Цириллой дерущимися, ещё неизвестно на чью сторону они бы встали.

Риенс словил взгляд Цири и ответил на него выражением лица, больше похожим на попытку скрыть сильную зубную боль. Девушка великолепно владела оружием и могла сразиться что с целым отрядом обученных убийц, что с каким-нибудь невероятным чудовищем. Но вот насчет сразить кого-нибудь словами, особенно словами лживыми, – тут на лицо были явные проблемы. Шпион гордо вскинул подбородок, и придал своему лицу как можно более уверенное и волевое выражение, подходящее «учителю самообороны», напор которого мог испугать любого. С яростью, правда, не слишком сложилось. Бледный цвет кожи и растерянный взгляд явно не соответствовали образу агрессивного нападавшего, но стражникам придётся мириться с этой версией событий. Легенда трещала по швам, но, к счастью, они имели дело с простой охраной, которой не пристало задавать вопросы столь высокопоставленным лицам. «Простая охрана» смотрела на присутствовавших в кабинете полными сомнения и плохо скрываемого интереса глазами.   

Вопросы-то не зададут, а вот слухи пустят запросто. И Риенс совершенно не хотел знать какие, но, наверное, придётся. Особенно, если пресечь их распространение станет его задачей.
Отбив положенные поклоны, стражники скрылись, словив напоследок полный осуждающего недоверия взгляд начальника секретной службы.
Риенс выдохнул и бросил встречный взгляд на Цири, пытаясь оценить, насколько его неожиданная собеседница всё ещё была настроена воевать. Ему всё ещё казалось, что где-то там, в изумрудной глубине решительных глаз скрывалась его смерть.

Лежавший на льду человек дышал хрипло и часто, словно пытаясь надышаться про запас, словно воздух неожиданно стал редкой и желанной драгоценностью, которую в любой момент у него могли отнять. Вырвавшись  из смертельной хватки ледяной воды, без чувства затягивающей пустоты под сведенными судорогой ногами, Риенс смог мыслить хотя бы чуточку яснее. Вода стекала с промокшей насквозь одежды, капала с прилипших к голове волос, срывалась с посиневших губ. Снег таял, лед скользил в образовавшейся под человеком луже. Риенс попробовал подняться на дрожащих локтях, но незамедлительно получил чувствительный удар по спине и распластался, прижимаясь животом ко льду. В щеку впились острые льдинки. Намёк был понят и в дополнительных указаниях шпион не нуждался. Он больше не пытался подняться или ползти вперед, только лежал, дрожал и ждал – что же будет дальше.

Ни Скеллена, ни кого-либо из его выживших людей уже не было даже видно. Одна тьма знает, как далеко они смогли уйти в мокрой одежде, но достаточно, чтобы морозный туман скрыл их фигуры. Воспользовавшись моментом, они сбежали. Бросили его. Как будто он ожидал чего-то другого.
Как будто ему могло стать ещё страшнее.
Риенс слегка отдернул дрожащие израненные руки, когда лезвия скользнули в считанных сантиметрах от его пальцев, ледяные осколки брызнули в лицо, заставив сощуриться.
Он не собирался врать. Даже если бы очень сильно захотел. Только не сейчас. Сейчас у него на ложь не хватит ни сил, ни смелости. Потерпевший неудачу шпион всё ещё отчаянно цеплялся за тоненькую ниточку надежды, словно утопающий за соломинку, и ложь точно не добавит ему шансов.

Риенс верил – она узнает. Поймёт. Ему казалось, что нет ничего, что бы сейчас не могла сделать эта девушка. Она найдёт его. Из-под земли достанет. Он открыл глаза, чтобы увидеть, как Цирилла останавливается возле его руки, как острое лезвие прижимает ко льду ладонь, как с дрожащих пальцев срываются на лёд капли крови, проступившей из рассеченной кожи.
Риенс замер, словно окаменев. Он смотрел на свою руку широко распахнутыми глазами, забыв даже дышать. Несмотря на промокшую одежду, всё тело охватило волной неприятного жара. Крик ужаса застрял где-то в скованном спазмом горле, из приоткрытого рта не вырвалось ни звука.
Прошли долгие, невероятно долгие мгновения, прежде чем, услышав приказ девушки, он заговорил. Заикаясь, клацая зубами, выдавливая некоторые слова буквально слогам, он рассказывал всё, что знал. Про Йеннифэр. Про замок Стигга. Всё. Осмеливаясь лишь изредка оторвать взгляд от своей ладони и коротко покоситься на лицо девушки, ища в нём хотя бы какие-то намёки на милосердие. Он говорил, и понимал, что знает исчезающе мало. Не мог понять, хватит ли его слов, чтобы купить себе жизнь.
- Пожалуйста… Не надо…
Риенс зажмурился и уткнулся лбом в лёд, понимая, что больше ни чем помочь себе не может. Только ждать исполнения приговора.

Когда он осмелился открыть глаза, лезвие больше не прижимало его руку к ледяной поверхности. Вокруг была лишь ночная тьма и непроглядный туман. Тихонько застонав, Риенс с трудом перевернулся на бок, прижал к груди одеревеневшие руки и свернулся клубком прямо в подмерзавшей луже. Сознание путалось. Ещё никогда в своей сознательной жизни он чувствовал себя настолько крошечным, слабым и беспомощным. Он хотел позвать на помощь, но смог только слегка приоткрыть замерзшие губы. Из уголка рта потекла тонкая струйка крови, наполнявшей рот. В какой-то момент он прикусил язык, но даже не заметил этого.
Сколько времени он пролежал на льду коченеющим клубком, шпион не знал. Но, наверное, совсем немного. Потому что когда кто-то подхватил его под руки и потащил по льду, он всё ещё был жив. Свет открывшегося неподалеку портала он просто не заметил…

Риенс обещал научить её боли. Вместо этого она научила его страху. Не тому страху, который он уже испытывал до этого. Оказалось, страх бывает удивительно разным.
Есть страх, который делает тебя только злее. Он как сухие дрова, брошенные в жаркое пламя. Испытав его, ты желаешь лишь посвятить себя мести, выследить, догнать, уничтожить того, кто заставил тебя бояться. Риенс привык к такому страху. Знал все его оттенки, умел разжигать в себе ту самую ярость вплоть до неконтролируемого уровня. Этот страх словно отсчитывал отведенное до неминуемой расправы время.
Страх, которому его научила Цирилла, был совершенно иным. Чистым, незамутненным, возведенным в абсолют. Пройдя через него, ты не желаешь мстить за пережитое, не можешь злиться. Он лишает сил, лишает воли, разбивает в дребезги гордость. Ты хочешь лишь бежать, бежать прочь, надеясь, что никогда больше в своей жизни не испытаешь ничего подобного. Что никогда не встретишь того, кто тебя через этот страх провёл.
Потому что тогда этот страх вернется и сожрёт без остатка.

Риенс внимательно смотрел, как Цири села на забытый возле стола стул, как бросила нож, не отрывал взгляд, пока небольшое лезвие не соскользнуло, брякнув о паркет. И всё это время не шевелился, глупо прижимая к себе обляпанный планшет. Сложившаяся ситуация казалась ему нелепой. Всего его мысли крутились вокруг него самого и никак не складывались в цельную картину. Он понял, если бы Цирилла узнала о том, что он работает при дворе, и пришла его убить. Но девушка искренне удивилась его присутствию тут, ждала кого-то другого. Тогда… 

В реальность его вернули слова самой Цириллы. Риенс наконец-то ожил, положил на стол планшет, пытаясь вспомнить, что он вообще на нём писал - к счастью часть текста пережила бой, поднял свой упавший стул и с долей удовольствия сел, сложив руки на столе. Кажется, попал локтем в чернильное пятно. Кто-то проведет немало неприятных минут, приводя его кабинет в должный порядок.
Выглядеть представительно всё никак не выходило. Да, он сам обещал всё объяснить, но когда дошло до дела, это оказалось гораздо сложнее.
- После краха Вильгефорца… - да, именно, так не после «битвы за замок Стигга» или что-то в этом роде, - …мне нужна была новая работа.
Вот такое простое объяснение на «всё».
- Работа, которую я умею делать. Желательно, подальше от севера. Случившееся с де Ридо открыло многие двери. Я воспользовался возможностями.
Риенс поправил аккуратно уложенную прическу.
- Я не мог предположить, что это может способствовать нашей… встрече.
А если бы он узнал, что за наследник при дворе? Что бы сделал? Собрал вещи и свалил куда-нибудь дальше на юг? Или рискнул остаться?

К счастью, Цирилла быстро перевела тему. На стол перед шпионом лег аккуратный сверток, который девушка вытащила из, что было весьма неожиданно, декольте. Вот этому её уже точно не ведьмаки научили.
Риенс заинтересованно поджал губы, взглянул на сверток, потом на девушку, словно ожидая продолжения, а затем аккуратно, за края развернул ткань. В помятом платке лежал женский гребень, не из дешевых, как и полагается будущей императрице. Зачем Цири принесла ему гребень? Шпион слегка наклонился, рассматривая небольшой предмет. Ну, гребень и гребень. Сделан из светлой кости, ничего особенного. Хотя… Внимательный взгляд зацепился за небольшие пятна на одном из зубцов. Выражение лица начальника секретной службы изменилось. Взгляд стал каким-то холодным и сосредоточенным, челюсти сжались. Риенс протянул руку и аккуратно поднял платок, осмотрел гребень внимательнее, принюхался. А затем, всё ещё держа гребень в руках, взглянул на Цириллу.
- Он твой?
Для полного счастья ему не хватало только этого. Опытный шпион уже невольно просчитывал последствия.
- Это ведь полноценное покушение на убийство наследницы престола.
Риенс положил гребень на стол перед собой. Неожиданно все проблемы с приграничными мятежами как-то померкли. Мятеж зрел прямо здесь, у него под ногами, так сказать.
Цирилла пришла, чтобы выдвинуть ему обвинение?
- Мне об этом ничего не было известно.
Прозваучало как оправдание, но куда лучше, чем крутившееся на языке «я тут не при чём».

+3

8

В кабинете, только что едва не превратившемся в настоящее поле для дуэли с простым и однозначным исходом, на короткое время воцарились тишина и спокойствие. Цири продолжала сидеть, расслаблено откинувшись на спинку стула, дышала при этом медленно и размеренно, мысленными уговорами унимая все еще неспокойное трепыхающееся сердце.
Риенс тоже сел. Он выглядел бледным и взбудораженным, совсем немного растрепанным после неожиданной необходимости прыгать диким козлом подальше от лезвия, достаточно острого и очень опасного в руках бывшей ведьмачки. Но теперь, когда она избавилась от импровизированного оружия, почти буквально бросив его ему под ноги (где-то под ногами у сидящего за столом тот злосчастный нож, упав, и должен был оказаться), а сама села, спокойно сложив на коленях руки и повела почти что светского характера разговор с вежливыми расшаркиваниями и любезностями, он будто бы приосанился, расправил плечи и попытался казаться важным и солидным — тем человеком, который достоин занимать должность начальника имперской секретной службы.
У него почти-почти получалось. Цири чувствовала изменения в том, как звучал его голос: с осторожными паузами, во время которых он пытался или подобрать правильные слова, или, может, не подавиться собственным языком, а все же — звучал с каждым слогом более уверенно и твердо, гладко выстраивая не очень детальное оправдание. Он не говорил лишнего, не вдавался в объяснения того, как прошел весь этот путь от бывшего цепного пса Вильгефорца до человека, сменившего на посту Ваттье де Ридо. Его краткий рассказ, не приправленный вычурными художественным излишествами, не казался ей чем-то таким уж невозможным и не соответствующим действительности.
Он не вызывал недоверия.

Когда Цири видела Риенса в последний раз, на неприветливом озерном льду, то уверяла, что обязательно учует ложь, а он, трясся от страха и выплевывал слова, будто кровавые сгустки или выбитые зубы: натужно, болезненно, но с готовностью избавиться от лишнего и тем самым заслужить свое право на жизнь. Она уже тогда знала, а теперь была точно уверена — распознать ложь в его словах ей вряд ли удастся.
Тогда его искренность была вызвана страхом. Сейчас же страх, яркой вспышкой проскользнувший в его движениях, когда он убегал от нее прочь вместо того, чтобы попытаться выбить оружие и защититься, этот страх, поначалу взметнувшись серым пустынным вихрем, теперь медленно оседал тихой, незаметной пылью.
Может, ей стоило не отбрасывать нож, не садиться и не вести цивилизованный разговор, а повиноваться своему изначальному желанию, прижать его и выпытать все, что он мог правдиво ей рассказать. Может, стоило не верить ни единому его слову, развернуться и выйти, оставив его наедине с предоставленной проблемой: заговоры и покушения на знатных особ ее уровня — это ведь то, чем занимаются люди на его должности.
А может, стоило найти иной способ, чтобы понять, можно ли доверять ему и его словам.

Цири не знала, что и думать. Что ей на самом деле было известно о Риенсе?
Что он работал на жестокого и властного человека, жестокость которого она прочувствовала сама и увидела в теле избитой, измученной, но не сломленной Йеннифэр. Что сам он был, вероятно, тоже жесток. Об этом она подозревала исключительно по его словам, но не по действиям, которых никогда не видела. Что он закидывал ее угрозами, которые были скорее пустым звуком, чем сулили опасность, ведь он вряд ли смог бы превратиться в жизнь — ему бы просто-напросто не позволили. Что сам он до дрожи в коленях боялся быть искалеченным и убитым — чувство, знакомое любому живому и нормальному человеку, кроме умалишенных и идейных или религиозных фанатиков, что, по сути, есть одно и то же.
На этом все, что она о нем знала, заканчивалось.
Чем он еще занимался, помимо того, что шел за ней по пятам? Делал ли он свою работу хорошо? Насколько искусным чародеем он был?
В том, что Риенс обладал магическими способностями, Цири не сомневалась: то неудачное заклинание, поспешно брошенное на озере и расколовшее тонкий лед, было его работой. И сейчас, хоть ей и пришлось расстаться со своим ведьмачьим медальоном, она и без него чувствовала, что в сидящем напротив человеке теплятся искорка магии.

Она не умела читать мысли и не могла забраться к нему в голову, не могла даже попросить кого-то сделать для нее нечто подобное — никто посторонний не должен был знать о ее опасениях. Но могла покориться велению своего неспокойного сердца и стремлению разума верить в то, что поспешность в осуждении чаще приводит к большему злу, чем медлительность.
Со временем, сбросив всю шелуху и яркие краски, ложь раскроет себя сама, считала она, и останется только голая, незамутненная правда. А до тех пор ей следовало с готовностью и осторожностью ждать коварства и удара в спину.
Не доверять, но сотрудничать. Не верить, но полагаться. 

«Мне об этом ничего не было известно».
Не сдержав раздражения, Цири хмыкнула. А ведь учителя придворного этикета ужасающе долго и мучительно корпели над тем, чтобы отучить ее от проявления таких явных выражений пренебрежения к собеседнику, как хмыканье, закатывание глаз, ухмылочки и, что повергало их в ужас больше всего, — непристойные жесты. И все их старания шли прахом, потому что Риенс вызывал у нее раздраженное желание хмыкать.
В его словах могло скрываться многое, но ей в них виделся крах того профессионализма, в наличии которого она пыталась себя уверить. Той черты, которая позволила бы положиться на него и доверить ему важное дело.

— Предоставляю тебе возможность что-то об этом узнать, — произнесла Цири тем тоном, которому ее тоже старательно обучали: строгим и властным, не подразумевающим неподчинения. Это была совсем не просьба и не даже предложение. — Гребень действительно мой, — подтвердила она и решила, что стоит немного уточнить обстоятельства. — Сегодня утром, перед тем, как служанка взяла его в руки, я заметила, что он выглядит необычно. Если бы не это счастливое наблюдение, я возможно, не разговаривала бы с тобой сейчас.
«Я, возможно, корчилась бы в муках, медленно умирая от мощного диковинного яда, противоядие к которому наверняка нашлось бы недостаточно быстро».
Мысль о том, что внимательность и накопленные прежде знания спасли ее от мучительно смерти, неприятным скользким угрем ворочалась в сознании Цири. Она корила себя за то, что была так долго слепа и удивительно невнимательна к тому, что происходило вокруг нее. К тому, как велась жизнь во дворце, как сплетались интриги, как некоторые ее ненавидели и желали ей смерти.
Она осознала себя маленькой пташкой, оказавшейся в змеином гнезде в компании острозубых и склизких гадов. Сидевший перед ней человек был одним из них — тоже змеем по природе своей, но змеем, которого она знала, пусть и не слишком хорошо, но достаточно, чтобы понимать, как с ним сладить, и чего от него ожидать.
Не доверять, но сотрудничать. Не верить, но полагаться. 
И готовить противоядие на случай, если он решится вонзить ей зубки в лодыжку.

— Ты прав, это было покушение, — подытожила Цири. — И это, Риенс, твоя работа — разобраться, кто виноват. Держи меня в курсе, пожалуйста. И позаботься о том, чтобы подобное не повторилось. Не могу ведь я ежедневно ходить нерасчесанной!
Она улыбнулась своей маленькой и нехитрой шутке, в которой скрывалась горькая насмешка над самой собой и осознание, что даже такая простая ежедневная вещь, как расчесывание, может стать последним делом в ее непродолжительной жизни. Потом поднялась, расправив безнадежно испорченное платье — следы чернил темнели на золотистой ткани уродливыми бесформенными пятнами. Гребень оставила на столе, понимая, что для дела может понадобиться осмотреть его более тщательно или даже изучить нанесенный на него яд.
Из кабинета она выходила в противоположность тому, как врывалась: спокойно и чинно, высоко подняв голову. Как и полагается наследнице великого императора.
[nick]Лара вар Эмрейс[/nick][status]была ласточкой, стала чайкой[/status][icon]https://i.imgur.com/P0UeKmj.jpg[/icon][sign]---☼---[/sign][raceah]Раса: человек[/raceah][ageah]Возраст: 21 год[/ageah][actah]Деятельность: наследница престола империи Нильфгаард[/actah][fnameah]Цирилла[/fnameah]

+3

9

Градус напряжения постепенно снижался, и нынешний начальник секретной службы вроде как начал приходить в себя. Встревоженное сознание всё никак не могло справиться с нахлынувшими ощущениями.
Риенс словно снова оказался на льду Тарн Мира. Ощутил беспощадный холод ледяной воды, боль в ободранных пальцах и черное как ноябрьская ночь отчаяние.
Как же он был недальновиден. С того самого момента как увязался за отрядом Скеллена. Тогда его спасла, как высказался сам коронер, невероятная удача. Если бы Бонарт не притащил Цириллу прямо к ним, ехать ему в путах до самого Нильфгаарда, прямо в руки ждавшего его с нетерпением Ваттье де Ридо. На встречу с очень поганой смертью. От одной мысли, что бы с ним сделал бывший начальник секретной службы, волосы на загривке становились дыбом.

А потом долгая, изматывающая погоня, которая довела его до полного истощения, физического и морального. Вильгефорц, не выходивший на связь долгие дни, тяжелые взгляды товарищей по охоте, не обещавшие ничего доброго, въедливый мороз и бесконечная дорога в седле. Это были, наверное, худшие месяцы в его жизни. Те, что предшествовали резне на Тарн Мира, и те, что были после.
Как будто все его беды закончились на льду треклятого озера.
Вильгефорц забрал их отряд с места побоища, точнее, то немногое, что от этого отряда осталось. И вроде бы это можно было считать хорошим концом. Но сколько времени после обессилевший, потерпевший сокрушительное поражение и самую тяжелую неудачу в своей жизни Риенс ещё провёл в постели, трясясь в тяжелой лихорадке, хрипя и кашляя – сильное переохлаждение не прошло даром. Иногда даже думал, как же всё-таки обидно – пережить бойню на озере, чтобы потом сдохнуть от воспаления лёгких. И никому ни под каким предлогом он не давал понять, что куда больше, чем болезнь, его терзал тот черный огонёк пережитого страха, который засел у него в душе. Озеро Тарн Мира возвращалось в его мысли, в его сны, в его кошмары раз за разом.

И вот прошло пять лет. А он снова словно только что провалился в беспощадные объятия ледяной воды. И на ворвавшуюся в его кабинет Цириллу смотрел точно так же, как тогда, когда лежа на льду и, окаменев от ужаса, умолял о пощаде. Испуганный, униженный, сломленный.
Тогда он всё же сумел выкарабкаться, послать всё к чертям собачьим, и вот куда добрался. Слишком хотелось чего-то добиться, достичь, устроить свою жизнь. А как манило кресло самого Ваттье де Ридо! Да Риенс был готов на него усесться из чистой мстительности и вредности, не говоря уже обо всех тех благах, которые ему вместе с этим креслом полагались. Какое-то время ему даже удавалось соответствовать.
До этого момента.
До того мига, когда он снова взглянул в полные ярости глаза бывшей ведьмачки, а ныне наследницы императорского престола. Но мгновение Риенс вдруг подумал, что если какая-то неожиданная беда случится с его высочеством Императором, на трон взойдёт Цирилла, точнее, как её сейчас звали при дворе, Лара. И что тогда она решит насчет шефа секретной службы? От одной этой мысли Риенса бросило в пот. Нет, лучше всё же решать проблемы по мере их поступления.

Тогда, на Тарн Мира, она отпустила его живым. Несмотря на то, что он долгие годы преследовал её подобно тени, гнал, словно дичь, хотя по большей части она оставалась для него недосягаемо далеко. Несмотря на то, что от его действий, так или иначе, страдали её близкие, о том, что он причинял боль Йеннифэр он даже заявил ей лично. Несмотря на то, что он обещал ей пытки своими собственными руками.
Риенс убивал за куда меньшее.
А она ушла. Оставила его на льду и ушла.
Но давало ли это ему надежду на то, что и сейчас, вопреки нарушенной клятве, он сможет разминуться с фатальными неприятностями?               

Риенс взял в руки письмо, которое читал до прихода Цириллы, взглянул на ровные, аккуратные строки. Один из агентов делился своими подозрениями насчет лояльности одного из лордов на далекой восточной границе. Ой да плевать. Шпион отбросил письмо в сторону, желтоватый листок бумаги скользнул по столу и угораздил в чернильное пятно. Проблемы приграничья внезапно стали чем-то скучным и совершенно не интересным.

Цирилла всего лишь хмыкнула, а он уже успел вздрогнуть. Уже второй раз в его жизни пепельноволосая девчонка умудрилась одним движением перевернуть всё с ног на голову.
Покушение на наследницу престола! Это не просто междоусобица среди пары знатных родов. Не личная вендетта оскобленного дворянина.
Это, побери тьма, плевок в лицо самому Эмгыру вар Эмрейсу. А кредит доверия к новому шефу секретной службы со стороны Императора и так был ниже плинтуса. Если новость о том, что убийца безнаказанно подобрался настолько близко, что смог отравить гребень его дочери прямо в её же спальне, дойдёт до Императора, то в лучшем случае его просто прижмут так, что он будет бегать как ужаленный без сна и отдыха. А если бы Цирилла быть хоть чуточку менее внимательна, то вряд ли бы во всём Континенте нашлась такая далекая и задрыпанная дыра, из которой Эмгыр бы не вытащил его задницу на справедливый суд.
Риенсу хотелось тихо взвыть и ещё тише свалить со столь желанной должности куда-нибудь обратно на север будто ничего и не было.

А ещё оставались мысль, которая судорожно билась в голове шпиона и которую он не мог просто отбросить. Что Цирилла вполне справедливо решит, что это покушение подстроил он сам.
У него был мотив, самый банальный – месть. Ни отнять, ни добавить. Более простой и очевидный мотив и придумать сложно.
У него были все необходимые ресурсы и возможности. Начальник секретной службы мог и яд достать, и исполнителя среди своих людей найти, и спокойной передвигаться по дворцу.
Хоть просто прямо сейчас из кресла в петлю.
Шпион невольно прикоснулся к шее. Иногда он забывал, что высокая должность это не только широкие возможности, но ещё и большая ответственность. Ответственность он не любил.

Риенс кивнул, несколько нервознее, чем стоило бы.
- Я незамедлительно займусь этим вопросом.
А ещё уборкой в кабинете. Шпион аккуратно завернул гребень обратно в платок.
- О произошедшем никто не должен узнать. Неизвестно, кто замешан в этом заговоре. Если мы спугнем убийцу раньше времени, он может поторопиться или сменить тактику. В любом случае это усложнит поиски. И… Убедительная просьба, пожалуйста, не сообщай о произошедшем отцу пока у нас не будет хотя бы каких-то сведений.

Два дня спустя вернувшись затемно в свою комнату, Цирилла обнаружила в ней незваного гостя. В роскошно обставленной опочивальне царил полумрак. В позолоченном канделябре горела всего одна свеча, отблески и тени скакали по просторной комнате. Рядом с ней, глядя на пламя, стоял высокий крепкий человек. Высокая свеча давала достаточно света, чтобы лицо и фигуру мужчины можно было без труда разглядеть.
Не хватало только получить в горло каким-нибудь метательным ножом, брошенным натренированной рукой испугавшейся девушки.
Едва дверь закрылась, Риенс оторвал взгляд от огня и поднял руки так, чтобы легко можно было понять его намерения.
- Прошу прощения, что без спроса, но я должен был опередить твою охрану.
Мужчина стоял, не двигаясь.
- Я кое-что выяснил. В первую очередь о яде.
Само собой, у начальника секретной службу будет выход и на алхимиков, специализирующихся именно на ядоварении, и на убийц, которые отлично разбираются, как эти яды потом пустить в дело.
- Этот яд получают из внутренних органов рыбы, что водится в южных морях. Она довольно редкая и обычно не интересует рыбаков, так как понятным причинам не годится в пищу. К счастью для них, у неё весьма характерная внешность, они называют её дутой… Это всё не важно.
Алхимик прочитал о чёртовой дутой рыбе долбанную восторженную лекцию, будто Риенс собирался не покушение на убийство расследовать, а на через час выезжал на экзотическую рыбалку.

- Важно то, что такую рыбу привезут только под заказ. Получить из неё яд не просто. Это очень, очень дорогое удовольствие. Кем бы ни был заговорщик, он располагает широкими связями, вполне вероятно даже вне Нильфгаарда, и щедрыми ресурсами, которые может, не привлекая внимания, тратить на подобную экзотику. Зато в случае… успеха придворные лекари никогда бы не смогли понять, что именно стало причиной твоей смерти.
Кто бы подумал на заморскую дутую рыбу?
- Это значит, что, скорее всего, заказчик убийства здесь, во дворце. На самом верху.
Риенс опустил руки и покачал головой.
- Я поверхностно навёл справки. У тебя много недоброжелателей во дворце. Император не воспринимает царящие среди дворянства настроения всерьёз, выходит, что зря.
Разве мог Эмгыр вар Эмрейс хотя бы предположить, что у кого-то из его вышколенных подданных поднимется рука на его дочь?
- Нужно выставить у дверей в твою опочивальню круглосуточную охрану, ограничить список людей, которые могут сюда заходить, навести порядок на кухне и… Я ещё не решил с чего начать, потому что совершенно не ясно как далеко всё зашло и как понять кто в этом замешан.
Так погано Риенс себя не чувствовал себя давно. Он словно находился между молотом и наковальней, и никак не мог найти даже намёк на выход.
Кому можно доверять? Как же он хотел передать это дело в чьи-то другие руки. В чьи угодно. Потому что если кто-то задаст этот вопрос вслух, то в списке доверенных лиц он окажется даже после всех обитавших во дворце кошек-мышеловов.
А у Цириллы по-прежнему были все причины поставить его на первое место в другом списке. Подозреваемых.

+3

10

Из кабинета Риенса Цири уходила с высоко поднятой головой, гордо расправив плечи и приосанившись, но в душе чувствовала себя так, будто на нее навалилась неподъемная тяжесть, пригибающая к земле. Тем утром уже хорошо знакомые и успевшие породниться ей коридоры императорского дворца снова стали чужими. Стали лабиринтом, полным опасностей, где за каждым поворотом мог ожидать невиданный и смертельно опасный зверь с ядовитой ухмылкой, мечущий острые слова, как дикообразное животное мечет иглы, а коготки прячущий под перчатками из тончайшей кожи.
В лабиринте этом, как месяцами ранее, она снова блуждала вслепую, не ведая, куда идет и где окажется. И единственным ее источником света, не дающим совсем потеряться во тьме, оказался — то ли по странному стечению обстоятельств, то ли по насмешке Предназначения — бывший убийца, предатель и мерзавец.
Кто бы знал, что вот таким образом обернется для нее решение сохранить Риенсу жизнь?
Цири не знала. Не могла знать. Но напутственные слова старого мыслителя горькой истиной прорастали на пепелище ее опыта: отобрать жизнь легко, а вернуть — невозможно, и никому не известно, что за роль уготовило Предназначение каждому встреченному на пути.

Риенс предупредил ее, что не стоит рассказывать о произошедшем. Речь его отдавалась в ее ушах зубовным скрежетом, в такт шагам по камнем выложенным коридорам, и скрипела давно неухоженными дверными петлями.

Неизвестно, кто замешан, говорил он.
И продолжал: если спугнем раньше времени
…убийца поторопится и сменит тактику…
Предупреждал: не говори никому.
И просил: не сообщай отцу.

Цири вняла его предупреждению: промолчала, никому ничего не сказав, сжала зубы.
Такая игра была ей противна — в ней знакомая терпеливость охотника, выслеживающего добычу, утопала во лжи и притворстве. В ней затаенное ожидание превращалось в невыносимую муку. Щеки сводило от ненастоящих улыбок, шея затекала от извечной горделивой позы, в глазах мутнело от постоянных попыток высмотреть что-то в чужих взглядах и движениях.
Цири с радостью предпочла бы встретить своего недоброжелателя в открытом, честном бою. Даже дала бы ему (или ей?) фору — завязала себе глаза, закрыла ладонями уши, отбросила меч. Но знала бы, с кем ей предстоит иметь дело, откуда и какой ждать опасности.
Пусть даже не в честном бою, не один на один. Пусть врагов были бы даже десятки, а она — одна. Все равно справилась бы, лишь бы ей дали бороться так, как она умела и знала, — острой сталью и ловкостью тела, а не фальшью любезных слов и сетью хитроумных интриг.
Честных боев при дворе императора никто не знал.
Честных боев, как говорил Койон, вообще не бывает.

В тот же день, вернувшись в свои покои, чтобы сменить испорченное платье и оттереть с лица и рук темные брызги чернил — следы ее неудержимого нрава, Цири там и осталась. Объявив, что плохо себя чувствует, забралась в постель и провела там время до самого вечера, пропустив все назначенные занятия, прогулки и встречи, ни мгновения не жалея об упущенном — ничего важного, все совершенно скучное.
Придворный лекарь, пожаловавший к ней незамедлительно после того, как ему сообщили о болезни наследницы, тщательно осмотрел ее и, не найдя никаких серьезных причин для недомогания, заключил, что дело, пожалуй, в нервном истощении. И попутно отметил, что Ее Высочество в невероятно прекрасной физической форме.
Удивительно, говорил он, какое положительное влияние могут оказать на молодой организм занятия танцами, верховая езда и прогулки в парке. Эти упражнения он рекомендовал как можно скорее возобновить, но остаток дня — провести в постели, как сама Цири и планировала.

К вечеру к ней пожаловала Ее Императорское Величество Цирилла Фиона. Смотрела на падчерицу грустным взглядом, осторожно гадила по руке и тихим голосом приговаривала, что все наладится.
Цири была поражена тем, как эта женщина, будто вышедшая из мутного зеркала, искривленно отражавшего ее собственный облик, одновременно походила на нее и была совершенно другой. Они были почти равны по возрасту, но за те годы, что ведьмачка бродила по иным мирам и бежала от преследования, закаляя характер и силы, молодая императрица выживала в змеином гнезде дворца, обретая черты, жизненно необходимые той, что стремилась остаться на троне.
Императрица не страдала нервными истощениями.
И ни разу еще не становилась жертвой покушения на убийство.
Ведьмачка завидовала ее стойкости. И недоумевала, что же кроется за ее визитом: мягкое сочувствие к больной, которой требовался уход, невысказанное извинение за отсутствие отца, занятого делами государственной важности, или осторожное любопытство жаждущей немедленно проверить результат действий, выполненных по ее приказу.
Отыскать ответ в светлых и ласковых глазах Ее Императорского Величества не удавалось.

На утро к ней снова пожаловал лекарь. И снова нахваливал ее физическое состояние, советовал поскорее выбраться на свежий воздух и солнечный свет. Цири его благодарила за заботу, обещала какие-то почести, вечную благодарность империи, что-то еще, чего вспомнить не смогла бы даже через миг после того, как произнесла.
Дальше все было как обычно — умывания, одевания, завтраки, обеды, уроки и встречи. 
Все как обычно со стороны чужих глаз. Со стороны Цири — постоянное напряжение от каждого прикосновения служанки, застегивающей ей платье или укладывающей ей волосы в хитрую прическу, от каждого резкого движения, отмеченного на окраине зрения как возможно несущее ей угрозу.
Она продолжала жить и вести себя по обычаю. Нависшая над ней неопределенность, казалось, не имела права закончиться, будучи естественной для царившей при дворе атмосферы. Поразительно, что за все месяцы, проведенные здесь, Цири только сейчас это поняла. И ощутила, насколько сильно желает если не окончания всего этого, то хотя бы каких-то вестей.
Риенс с вестями явился спустя два дня после злосчастного происшествия с гребнем.

Вечером Цири, сопровождаемая служанкой, направлялась в свою опочивальню. Полумрак комнаты, распростершийся за услужливо открытой дверью, настораживал — за освещением здесь всегда хорошо следили. Если кто-то забыл обновить свечи, его ожидает наказание. Если же кто-то задул их намеренно, чтобы застать ее врасплох… разочарование — вот что ему уготовано.
Безмолвным жестом она указала служанке ждать, а сама вошла в комнату, пряча в складках платья кинжал. Дверь за собой прикрыла и заперла. Обманчиво спокойным шагом прошла вглубь и наконец увидела своего незваного гостя — он не скрывался.
Погасив все свечи вокруг, оставил только одну, давая возможность узнать его. Пламя отбрасывало причудливые и зловещие блики на его лицо, уродуя ту половину, что не была тронута последствиями заклинания, и искажая другую.
Цири вздохнула почти с облегчением. Не представляла, что будет так рада снова видеть Риенса где угодно и особенно — в своих покоях. 

Отчет о том, что он узнал, был длинным и тщательным, что вполне могло оправдать молчание в течение целых двух бесконечных дней. Рассказ о заморской рыбе и вовсе напомнил о давно минувших уроках с Весемиром — хоть они по большей части изучали тогда чудовищ, но о ядах, могущих быть важными компонентами зелий, которые ей не суждено было принимать, но о которых стоило знать, тоже беседовали.
Но больше всего ее впечатлили заключения на основе добытой информации. Риенс все же был далеко не глуп и, казалось, заслуживал своего положения, в чем Цири все еще позволяла себе сомневаться.
Она внимательно слушала его и пыталась составить свои заключения, добавить какой-то полезной информации, которую он, возможно, упустил. С чего можно начать поиски самого ярого и решительного недоброжелателя, осмелившегося покусится на ее жизнь, она тоже не знала. И чувствовала, что совсем не ее делом было распутывать столь запутанные клубки, что впору взять в руки ножницы и рассечь непослушные нити, растерявшие все концы среди сотен узелков.

— Служанка, та, что была со мной, когда я… обнаружила гребень, пропала, — сообщила она, не найдя в своих мыслях ничего более полезного. — Не знаю, значит ли это, что она была замешана, или что ее пропажа — повод привести кого-то нового в число моих слуг, или простое совпадение. Стоит, пожалуй, узнать, в чем тут дело… В любом случае, вместо нее мне теперь прислуживает другая. Она, кстати, ждет моих указаний за дверью. Так что если не хочешь, чтобы тебя видели... придется подумать, каким образом будешь отсюда выходить.
Окно, скрытое за тяжелыми шторами, наталкивало на мысль. Через него Цири сама не раз и не два вечерами выбиралась из комнаты, замышляя урвать немного свободы, недоступной наследнице императорского престола. Но вполне возможной для переодетой девицы, желающей порыскать по ночному парку.
Второй этаж — не так уж высоко, если уметь правильно прыгать. В том, умел ли Риенс, уверенности не было. На Танедде, где она его видела впервые, он за ней прыгать не стал. Впрочем, на Танедде требовалось метить в узкий и шаткий полуразрушенный мостик, который при любом неосторожном движении мог уйти из-под ног, отправляя неудачливого прыгуна в длительный полет со смертельно болезненным приземлением, а из окна ее опочивальни можно было спокойно приземлиться на твердую почву.
— Может, через окно?

Она улыбнулась от мысли о том, как Риенс станет выбираться через окно в этом своем красивом дублете, сшитом по последнему писку моды и совсем не предназначенном для физических упражнений. Некая ирония была в том, что ей следовало ждать злоумышленника, пробирающегося этим путем внутрь ее опочивальни, а не ожидать от союзника, что он таким образом выйдет наружу.
— Но пока ты все еще здесь… помоги мне снять платье?
Платья Цири терпеть не могла уже давно и с умилением вспоминала те дни, когда ей хотелось в них щеголять как настоящей принцессе или княжне, которой она являлась. Дело было не только в том, что платья — особенно же по нильфгаардской моде — на проверку оказались ужасно неудобными, стесняли движения, тащились хвостом сзади и лезли под ноги. Особой их неприятной чертой был процесс облачения и разоблачения, занимавший слишком много времени и требовавший помощи посторонних.

— Каждый раз, когда новая девушка ухаживает за мной…
Она подошла к Риенсу, даже не думая принимать отказ, уверенно повернулась к нему спиной.
— … я чувствую себя неуютно. Мне все кажется, что она может сделать то, что не удалось провернуть с гребнем. Подкинуть мне новый отравленный гребень, подлить мне что-то в ванную…
Запнулась, не в силах найти нужных слов — не хватало ни опыта, ни фантазии, чтобы понять, что еще могло ее ждать.
— Этот рыбий яд — очень хитрая штука. Если бы меня попытались зарезать, заколоть, задушить — я бы справилась. Но что мне делать со всем этим… коварством? И чего мне теперь ждать, Риенс?
Обернулась, спрашивая совета у человека, который в коварстве должен был знать толк. Не мог не знать — с его-то профессией, и прошлой, и настоящей!
— А еще ты совсем не помогаешь. На спине пуговички, расстегни. Это не сложно, но я не могу достать. С рукавами справлюсь сама.
И потянула за ленту на правом плече. Припрятанный до поры кинжал блеснул, отражая пламя свечи. Его наличие она скрывать не собиралась.
[nick]Лара вар Эмрейс[/nick][status]была ласточкой, стала чайкой[/status][icon]https://i.imgur.com/P0UeKmj.jpg[/icon][sign]---☼---[/sign][raceah]Раса: человек[/raceah][ageah]Возраст: 21 год[/ageah][actah]Деятельность: наследница престола империи Нильфгаард[/actah][fnameah]Цирилла[/fnameah]

Отредактировано Цири (19.06.20 21:02)

+3

11

Разве тогда, замерзая на льду, Риенс мог подумать, что встретится в Цириллой в столь странных обстоятельствах? Нет, в тот момент он дал слово себе и ей, что никогда больше не пересечётся с пепельноволосой ведьмачкой, ни за что на свете. И очень хотел, чтобы так оно и оставалось как можно дальше. Желательно, навсегда.
А прошло всего пять лет. Очень длинные и насыщенные пять лет. И вот он стоит в потёмках опочивальни наследницы императорского престола и ждёт разговора со свои кошмаром, во плоти.
Вот только насколько разным был для них этот разговор! Те слова, что говорил новый шеф секретной службы, не казались ему какими-то необычными. Придворная жизнь всегда была такой. Кто-то кого-то ненавидел, одни высокопоставленные личности завидовали другим, аристократы бесились от неисполненных желаний и неоправданных ожиданий. Заговоры, мелкие и крупные, всегда были неотъемлемой частью жизни при дворе. Некоторые не стоили и выеденного яйца, другие же приходилось долго и методично очищать от шелухи, в надежде под всеми этими слоями найти правду и виновных. Чаще всего это было весьма скучным делом. Проблема бунтов, устранение нежелательных лиц и контрразведка в разы увлекательнее.
Но подобного нынешнему заговору не было уже давно. С того момента, как не был раскрыт план целой группы аристократов свергнуть, ни много ни мало, самого Эмгыра вар Эмрейса. О, он помнил эти забавные слова Скеллена про власть народа и ещё какой-то бред. Ну и вот к чему это всё привело.

Покушение на наследницу. От одной мысли об успехе заговорщиков волосы становились дыбом. Император мог постоять за себя, но если удар придётся на его дочь, о, нет, Риенс не пытался даже представить, что тогда сотворит Его Высочество. Было ясно лишь одно. Полетят головы. И его – среди первых.
Как именно сложившуюся ситуацию воспринимала сама Цирилла, Риенс не знал. Не знал и насколько сильно мысль о том, что кто-то хочет её смерти, давит на девушку. В конце концов, она была воином, быть может, её это злило куда больше, чем пугало. Лишь бы не наделала глупостей.

Он не получил нож в горло, что, без сомнения, было великолепным началом разговора. Более того, Цирилла, казалось, была в какой-то мере рада его видеть. Риенс слегка расслабился.
Чтобы дело не показалось ему ну уж слишком простым, девушка, чью смерть он должен был предотвратить, вполне могла устроить его собственную. Их взаимное доверие по прочности напоминало очень тонкий лёд, столь же непредсказуемое, и таящее в себе столь же фатальные последствия в случае ошибки. По крайней мере, для одного из них.
Со льдом у Риенса вообще как-то не ладилось.

- Вопросом служанки я не занимался. Либо она замешана и теперь ей или пришлось залечь на дно, или же заговорщики просто устранили провалившегося исполнителя. Либо они могли счесть, что та, даже будучи непричастной, могла узнать слишком много. Я мог бы попытаться прояснить её судьбу, но не хочу тратить на это время, его и так очень мало. Могу только сказать, её исчезновение вряд ли не случайность.
А вот новую служанку точно стоило проверить. Она вполне могла быть подсадной. Или наблюдателем, или очередным исполнителем.
- Не позволяй твоей новой служанке прикасаться к тебе, когда ты этого не видишь. Сама выбирай свои вещи, и если тебе приносят сюда еду – откажись от этого.
И вот теперь этот непроверенный человек ждал в коридоре. Ну, пусть ждёт. Хорошо, что этот тихий разговор будет не разобрать через плотно закрытые массивные двери.

А вот предложение насчет окна стало неожиданностью. Риенс как-то не особо заморачивался над тем как он покинет комнату. В конце концов, он был начальником секретной службы и вполне мог навестить наследницу. Например, по вызову оной. Или по своему желанию. Мало ли что.
Шпион медленно подошёл к предложенному пути скрытного бегства. Через открытые ставни в лицо дышал прохладный ночной воздух. На мгновение задержавшись, Риенс чуть высунулся и глянул вниз. А затем взглянул на Цириллу. В его глазах читался немой вопрос.
«Издеваешься?»
Вроде второй этаж, но на беглый взгляд до земли было достаточно далеко. Конечно, идея покинуть опочивальню незамеченным весьма хороша, но не так же ценой. Риенс никогда не прыгал из окон. И начинать предпочёл бы всё же с первого этажа. А лучше и не начинать вовсе. Как минимум у него была неподходящая одежда. Если повезёт, то после такого прыжка хрустнет под рукавами и на заднице только дорогой костюм. Если всё-таки не очень – ещё и пара костей. И объясняй потом, что он со сломанной ногой делает в таком неожиданном месте.
Риенс отошёл от окна и повёл плечами.
- Я, пожалуй, предпочту по старинке. Через дверь.

Цирилла тем временем возилась с платьем, что Риенс благополучно проигнорировал, думая о том, как объяснить девушке, что её ещё ей сделать для своей защиты и какой их шаг должен быть следующим. Поэтому её просьба стала для него полной неожиданностью.
- А?
Шпион резко повернулся и запнулся о ворсистый ковёр.
- Платье?
Одно слово, но сказанное таким тоном, словно он даже не знал, что это такое. Нет, конечно, женские платья придворных особ были отдельной темой для какого-нибудь праздного разговора. Конечно, выглядели они шикарно, но Риенс в упор не мог понять, как девушки их носили. Его бы его завернули в три слоя штор и затянули то, что получилось, у него на груди, он бы с места не сдвинулся, а может и вовсе принял горизонтальное положение без шанса хоть как-то подняться. А вот дамы дефилировали в них с чувством достоинства и кошачьей грацией, словно этот комплекс из ткани и украшений им совершенно не мешал.
Кто вообще придумал одежду, которую невозможно снять самостоятельно?
Цирилла же даже не дала времени придумать изящный отказ. Платье беспощадно предстало перед глазами растерявшегося шпиона.

Риенс тяжело сглотнул и обречённо опустил взгляд. Придворные служанки справлялись с такими задачами играючи. Шеф секретной службы смотрел на длинный рядок крохотных пуговичек как на приставленный к рёбрам нож.
- Твои сомнения вполне оправданы. Я бы… порекомендовал проявлять бдительность…
Во рту как-то пересохло.
- Присматривайся к предметам своего гардероба, следи за процессом наполнения ванны от начала до конца…
Риенсу казалось, что он несёт какую-то чушь. В тусклом свете блеснул спрятанный в платье кинжал, что ничуть не добавило шпиону уверенности в себе. Вздрогнув, он всё же прикоснулся к первой пуговичке, такой крошечной и блеклой, что она терялась на фоне ткани. Наверное, так и было задумано. На пару мгновений замешкался. Ладно, ладно, с пуговицами он как-нибудь справится.

Справился уже с тремя, когда неожиданно замер. В голову пришла совершенно шальная мысль.
А что девушки при дворе носят под платьем?
Руки разом вспотели. Ну, то есть он был уверен, что чертово платье натягивают не на голое тело, но всё же… Шпион против воли скользнул взглядом вдоль всего ряда пуговичек. У стоявшей перед ним девушки было красивая тренированная фигура и изящная талия. Риенс впился глазами в замеченный пару секунд назад кинжал, распугивая совсем неуместные мысли.
Сейчас он и правда вот совсем не помогал.
Несколько глубоких вдохов помогли ему собраться и вновь вернуться к пуговицам. Он старался не спешить и не прикоснуться ненароком к чему бы то ни было кроме пуговиц. Кинжал весьма приветливо подмигивал ему из складок платья, и Риенс мог только догадываться где тот мог оказаться, если он будет не слишком аккуратен.   

- Потому убийца и выбрал яд рыбы. Физическое устранение это всегда большой риск. Жертва может суметь за себя постоять. Успеть позвать на помощь. На теле останутся легко узнаваемые следы. А яд можно выдать даже естественную смерть.
К этому моменту он прошёл уже половину этого невероятно сложного пути. Только бы под пуговицами не оказался второй слой головоломки в виде какой-нибудь шнуровки.
«И чего мне теперь ждать, Риенс?»
Шпион поднял взгляд. Цирилла, ведьмачка, девушка, способная убить его быстрее, чем он успеет понять, что для него всё кончено, перерезавшая отряд из десяти человек в пятнадцать лет, сражавшаяся с чудовищами, которых он даже не мог вообразить, спрашивала чего ей ждать. Он коварства, от дворца, от тех, кого нельзя просто победить в честной схватке, зарубить мечом до того, как они нанесут удар.
Где-то в глубине души начальника секретной службы шевельнулась гордость. Это было его поле боя.

Этот вопрос, весь этот разговор про коварство, звучал даже как-то слегка наивно. Словно Цирилла действительно надеялась, что он сможет справиться с этим всем.
Риенс едва заметно вздохнул.
- Никому не доверять. Здесь нет друзей. Всегда искать выгоду. Если человек что-то делает – значит это выгодно лично ему. На тех, кому выгодна твоя жизнь, можно в какой-то мере положиться. А затем понять - кому выгодна твоя смерть. Я опасаюсь, как бы этот список не оказался слишком длинным. Я предлагаю начать с самых близких тебе людей.
Вариант с Императором Риенс даже не рассматривал.
- Я бы в первую очередь присмотрелся к твоему жениху. Надо выяснить, доволен ли он предстоящим бракосочетанием. И его окружение. Возможно, кто-то из его приближенных рискует что-то потерять. 
Риенс понимал, что такое коварство. Понимал, как быть коварным. Как отказаться от чести и морали, как использовать слабые стороны врагов, как бить в спину. Он бы многое мог рассказать о том, на что похожа эта игра.

А в итоге он оказался совершенно бессилен против честной стали.
Шпион поднял руку и взглянул на свою ладонь. Пересекая ниточкой четыре пальца, по коже тянулся тонкий светлый шрам. Мужчина привычным движением погладил большим пальцем след старой травмы. След самого страшного мига в его жизни. Тряхнул ладонью, сбрасывая наваждение. И против его воли с тонких губ слетел неуместный и неожиданный вопрос.
- Почему ты не убила меня тогда?

+3

12

Во всем, что происходило в окутанной полумраком комнате, было нечто далекое от реальности, от настоящего, от того, что могло бы действительно быть. Будто Цири погрузилась в глубокий сон и затерялась в нем, а все происходящее было только игрой ее собственного сознания, пострадавшего от того самого нервного напряжения, о котором ей говорил лекарь.
А может, и сам лекарь, и все события, предшествовавшие его приходу, были плодом ее воображения. Отравленный гребень, Риенс в кабинете главы имперской разведки, приезд в Нильфгаард…
Все казалось ей невозможным бредом, выдумкой, иллюзией, последствием какой-то болезни, травмы, чар, проклятия — выбирать было из чего, отыскать можно было множество способов для того, чтобы заставить видеть и чувствовать то, что на самом деле не происходило.

Цири коснулась собственного лба, проверяя, не страдает ли от горячки. Кожа была теплой — теплее, чем ладонь, но признаков болезни не позволяла приметить. Глубоко вдохнув, она уловила цветочный аромат — каждое утро на столике в вазе появлялись свежие цветы, будто по волшебству (или благодаря секретному ингредиенту, добавленному в воду) не увядавшие к самому позднему вечеру.
Живые тени, созданные трепетным пламенем единственного источника света, тревожно колыхались, искажая очертания всех хорошо знакомых предметов. В этом их движении тоже было нечто нереальное и настораживающее.
Но сколько бы Цири не пыталась отыскать другие объяснения происходящему, факт оставался фактом: все было именно так, как она слышала, видела, чувствовала. Она находилась в своих покоях в имперской столице, в темноте, при свете одной только свечи, в присутствии Риенса, который давал ей советы о том, как стоит вести себя в новой жизни.
Он говорил, что не стоит доверять новой служанке, разрешать ей прикасаться к себе, что необходимо следить за всем, что происходит вокруг... А Цири думала, что в таком случае лучше совсем отказаться от прислуги, запереться в комнате и никого к себе не подпускать. Она не боялась смерти, но не хотела умирать вот так — от какого-то чужестранного яда, действие которого можно легко выдать за естественную болезнь, или от удара исподтишка в спину. Она хотела бороться за свою жизнь.

Никто вокруг не заслуживал ее доверия — как бы ни больно было это признать, сейчас Цири понимала это особенно остро. И даже Риенс, которого она определила союзником, пусть и временным, мог предать ее в любой момент. В тот момент, когда выгода от ее смерти перевесит для него выгоду от ее жизни.
«По одной проблеме за раз, — повторяла она себе, бросая открепленный от платья рукав на столик рядом с цветочной вазой, — по одной проблеме за раз».
Пока что этот момент настал не для него, но для кого-то другого. Для кого именно — предстояло выяснить.

Из близких людей Риенс хотел начать с Морврана, но не упоминал ни императора, ни императрицу. Цири не знала, что прячется за этим умолчанием. Может, страх обвинить самого могущественного человека империи и стоящую рядом с ним женщину? Сама она предпочитала думать о том, что отец просто не смог бы с ней так поступить. А его жена… ее вечерний визит в тот день, когда Цири сказалась больной, все еще вызывал замешательство.
Морврана же и вовсе не было при дворе, когда все случилось. Он покинул столицу за несколько дней до того по каким-то важным делам и все еще не возвратился. Мысль о том, что, может, и правда было в его отбытии нечто большее, нечто близкое к попытке отвернуть от себя подозрения, больно кольнула сердце.
Цири ему доверяла — какой глупостью это теперь казалось! — даже симпатизировала и готова была влюбиться, если бы будущий супруг так резко не охладел в своем отношении к ней. Ко всему, в этих подозрениях чувствовалось еще кое-что тревожное: род Воорхисов был близкой родней вар Эмрейсам, и Морвран мог претендовать на престол в случае переворота. Тем временем брак с Цири — то есть, Ларой — позволял ему занять его без единой капли крови, помимо той, что предполагалось пролить на их брачном ложе в первую совместную ночь.

Ленты, удерживающие второй рукав, тоже были развязаны, а сам он отправился в компанию к первому — на столик, рядом с цветами. Там же оказался и кинжал. В нем определенно не было необходимости, ведь Риенс нападать на нее не собирался. Он все еще сосредоточенно возился с пуговицами. 
Цири чувствовала, как он тянет ткань лифа в неловких попытках освободить головку очередной пуговицы от цепко опутавшей ее петельки. У ее служанок все получалось ловко и проворно. У начальника имперской разведки — из рук вон плохо. Так, будто каждая пуговица была врагом, присужденным болтаться на виселице, но в последний момент амнистированным, в результате чего ему приходилось лично взбираться на эшафот и собственноручно освобождать помилованного от петли. 
Когда он замер, Цири поняла, что дело не в особо сложной и непослушной пуговке — в конце концов, все они были одинаковыми. Нет, дело было в другом. И подтверждением тому оказался вопрос, заданный настолько неожиданно, что Цири растерялась.
— Почему я тебя что?.. — переспросила она, не совсем понимая, о каком «тогда» речь.
«Почему я не убила тебя пару дней назад в твоем кабинете?» — хотела добавить, но осознала, что он спрашивал кое о чем более давнем, кое о чем, произошедшем годы назад.
Почему она не убила его на озере Тарн Мира.

Она шагнула в сторону, будто бы увеличив расстояние между собой и Риенсом могла избежать ответа, а потом повернулась к нему, понимая, что может избежать произнесения ответа вслух, но отвечать на него придется — по крайней мере, самой себе.
— Спасибо за помощь, я дальше сама, — неуместная благодарность прозвучала как очередная попытка оттянуть объяснения.
Риенс успел расстегнуть только половину пуговиц, и лиф платья держался свободно, готовый соскользнуть с плеч, как только его освободят от строгой поддержки еще пары-другой. Дальше, от середины спины книзу Цири и правда могла расстегнуть все сама, но делать это не спешила. Ей показалось неуютным и странным снимать платье и оставаться в одной рубашке перед человеком, только что спросившим о том, почему она его не убила.
Кинжал сиротливо покоился на столе, и она пожалела, что отложила его.

— Почему я тебя не убила? — повторила она снова, пробуя слова на вкус и пытаясь понять, что же чувствуется в букете: сладость, горечь, железо, соль?
Сложно понять себя настоящую. Еще сложнее — понять себя прошлую. Эта Цири, стоявшая в полурасстегнутом платье посреди покоев наследницы императорского престола, пыталась понять ту, что с зачерненными сажей глазами и лицом, скрытым шарфом, смертоносно быстро скользила по льду. У этой сердце полнилось сожалением и тревогой, у той — злобой и жаждой мести.
«Я смогла, Высогота, — в своих снах говорила она мертвому другу и философу, — я их победила, там, на льду. Но не убила всех. Смогла остановиться».
— Я поняла, что в этом нет… — горькие и острые слова вертелись на языке, не желая становиться частью этой странной мозаики ее души, состоявшей из накопленных в памяти осколков воспоминаний: нет радости, справедливости, силы, удовольствия… — необходимости. Поняла, что в этом нет… не было… необходимости.

Ступая на лед Тарн Мира, Цири всех их ненавидела: каждого из своих преследователей, но особенно — истязавшего ее Бонарта и изуродовавшего ее Филина. Она искренне желала им смерти и собиралась смерть эту им подарить, быстро и эффективно.
Увидев на льду Риенса, цеплявшегося за свою жизнь с настойчивостью камнеломки, прорастающей на бесплодной каменистой почве, она почувствовала, что не ей эту жизнь суждено прервать. Она все еще ненавидела, жаждала мщения, хотела, чтобы ее боялись. Но Риенс был не тем, чьей смерти она желала, и не тем, кто заслуживал гибели от ее руки. Не тем, кого она могла позволить себе убить, не упав при этом ниже тех, кого ненавидела.
— Меня тогда остановила жалость, — Цири вздохнула. Слова, так долго и неохотно соскальзывающие с языка, хлынули вдруг целым неудержимым потоком. — Я поняла, что если ты стоишь моей жалости то, может, и жизни, за которую так цепляешься, тоже стоишь. Признаю, что все, что ты говорил о Йеннифэр, еще тогда, в деревеньке у реки, когда я сидела у Бонарта на цепи, вызывало у меня желание тут же тебя прирезать. Но возможности такой не было. А когда появилась, там, на озере, когда ты был полностью в моей власти и я могла сделать с тобой все, что захочу, поняла: не хочу. Не хочу быть человеком, калечащим беспомощных. И не стала. А ты остался в живых. И смотри, как теперь все обернулось — помогаешь мне раздеваться, ищешь покусившегося на мою жизнь… Кажется, я не прогадала тогда. Как бы там ни было, ни о чем не жалею.
Не жалела она и о том, что высказала вслух все, что думала. Пусть и знала, что услышанное может прийтись ему не по душе. Многим пришлось бы не по душе, услышь они о том, что вызывали жалость и воспринимались беспомощными. Но Цири не намерена была хитрить и юлить. Эти склонности она оставляла придворным. Сама же хотела высказаться начистоту. В конце концов, дело было не в Риенсе и его обиженных чувствах, а в ней самой.
[nick]Лара вар Эмрейс[/nick][status]была ласточкой, стала чайкой[/status][icon]https://i.imgur.com/P0UeKmj.jpg[/icon][sign]---☼---[/sign][raceah]Раса: человек[/raceah][ageah]Возраст: 21 год[/ageah][actah]Деятельность: наследница престола империи Нильфгаард[/actah][fnameah]Цирилла[/fnameah]

+3

13

Каждый раз, когда в его жизнь врывалась пепельноволосая княжна, всё начинало идти наперекосяк. Около десяти лет назад, когда Вильгефорц впервые отправил его на поиски львёнка из Цинтры, он этого не понял. Это задание и вовсе показалось ему нелепым. Великий маг хочет найти маленькую девочку, которая, если верить всем доступным источникам информации, погибла в Битве за Цинтру, когда Нильфгаард огнём и мечом прошелся по землям небольшого государства. Погибла, ну и Тьма с ней. Но Вильгефорц с удивительной одержимостью буквально вцепился в неё. Для чего? Неужели воля Эмгыра вар Эмрейса имела для великого мага столь огромное значение?

Риенс не знал. И никогда не спрашивал. Он вообще никогда ни о чём не спрашивал. Нужна девчонка - значит будет девчонка. И он отправился на поиски.
Задание оказалось весьма трудоёмким, но не слишком напряженным. Он шёл по следу как спущенная с цепи гончая, он вытаскивал из имевших несчастье встретиться на его пути людей крохи информации, которые планомерно складывались в единую картинку. И тогда та памятная встреча с бардом вывела охоту на новый уровень – жизнь самого Риенса, до этого момента расслабленно собиравшего щедро окропленные человеческой кровью детали мозаики, оказалась под угрозой. Ко встрече с ведьмой Йеннифэр он оказался совершенно не готов. Это была его первая серьёзная ошибка. Впрочем, тогда ему повезло. Дважды. Сначала – что он успел добраться до открытого портала и не остался умирать в подвале треклятого борделя, во второй раз уже в том, что, несмотря на неудачу с бардом и полученные тяжелые травмы, Вильгефорц не счёл этот провал фатальным и, подлатав своего помощника, позволил продолжить охоту.
Охоту, на которую ушли годы, и эти годы делали фактотума великого мага только злее. Чертов ведьмак. Оксенфурт. Весь драный север, будь он неладен. Танедд. Нильфгаард. Ваттье де Ридо. Император. Скеллен и его жалкие прихвостни. Бонарт. Сколько раз ему приходилось идти на риск, во что превращалась его жизнь с каждым проведенным в этой чёртовой погоне месяцем.

Чтобы всё закончилось на Тарн Мира. Чтобы в один крайне отвратительный момент охотник понял, что на самом деле это он здесь добыча.
И мало кто может представить насколько этот момент был ужасен.
Три недели изматывающей погони на морозе, озверевшие от усталости люди, нетерпеливо рванувшиеся на лёд по следам желанной цели.
Тарн Мира стал могилой для многих из них.
А для Риенса моментом, когда его жизнь жестоко переломили одним мощным ударом, оставив «до» и «после». С этим «после» ему теперь приходилось жить.

И вот теперь снова. Он клялся, что сделает всё, чтобы никогда больше не встретиться с Цириллой, а она врывается в его жизнь, теперь уже против его воли, но по его невнимательности, и переворачивает всё с ног на голову. А ведь всё не так уж плохо начиналось. Конечно, ему приходилось балансировать между двух крайностей. С одной стороны за успехи на такой должности ему вполне могло сулить и какое-то богатство, собственность, титул, фамилия, может быть. Но с другой – если облажается, то лишится головы, и никто особенно сомневаться не будет.
Всё шло неплохо. Пока наследницу престола не попытались убить. Маловероятно, что она сама понимала, под какой удар это ставило человека на должности начальника секретной службы. То есть его, Риенса. И вряд ли сможет осознанно делать всё, чтобы облегчить его непростую жизнь. Сколько Цирилла, то есть теперь Лара, жила при дворе? Полгода. Чему её учили за это время? Носить шикарные платья, вести себя как полагается даме, может ещё каким-то формальным тонкостям. Но не тому, что поможет ей выжить в таком месте.
Чёртов дворец тоже был в своём роде полем битвы.
Не то чтобы проблемы внутри императорской семьи особо волновали Риенса, но они точно не делали его работу проще.

Копать под Морврана Воорхиса было недюжинным риском, но это надо было сделать, более того, с этого следовало начать. Сколько раз при дворе недовольные мужья убивали жён, жёны нанимали профессиональных убийц, чтобы избавиться от мужей. Сколько находилось недовольных тем или иным браком, для скольких свадьба становилась не праздником, а крушением тщательно выверенных планов и искренних надежд. Очень редко при дворе водилась между двумя связанными узами брака людьми такая неуправляемая вещь, как любовь. Куда больше уделялось холодному расчёту.
Здесь всё было пронизано холодным расчётом.
На первый взгляд у Воорхиса не было никаких мотивов и этот брак был исключительно выгоден для молодого человека, но Риенс предпочтёт убедиться в этот наверняка. Он не верил догадкам и логическим выводам, только фактам.
Императора и Императрицу он отмёл сразу по одной единственной причине. Если это был кто-то из них, они ничего, совершенно ничего не сможет с этим поделать. В таком случае Цириллу ждала смерть. Его тоже. И вполне вероятно, ещё нескольких служащих, которых обвинит тот же человек, который и совершит убийство.

На столик рядом с аккуратным букетом цветов лёг рукав от платья. Риенсу хотелось нелестно высказаться о тех, кто вообще решил придумать такие элементы одежды, но он стойко молчал. Рядом с рукавом оказался кинжал, и шпион, как ни странно, будто почувствовал себя немного уверенней. Не то чтобы это помогло ему справляться с пуговицами, но всё же.

Пока он не задал вопрос, о котором через пору мгновений сам пожалел. Наверное, не стоило касаться этой темы. Не стоило возвращать их обоих в прошлое, но он не смог удержаться. Прошлое держало его хваткой стального капкана, и когда Цирилла явилась в его кабинете с отравленным гребнем в руках, чувство было таким, словно кто-то с размаху ударил по этому капкану ногой.
Он хотел знать, почему остался жив. Почему его кровь не пролилась на тот ненавистный лёд.
Он хотел знать - стоило ли ему бояться сейчас. И ответ на этот вопрос был там, в прошлом.

- Пожалуйста. – Прозвучало глухо и неуверенно, совершенно не типичным для шпиона голосом, это слово было ещё более неуместным в этой ситуации, чем благодарность.
Цирилла отошла в сторону, Риенс облегченно вдохнул, провожая взглядом наполовину расстёгнутый рядок пуговичек. Может быть, ему сейчас стоило сказать, что он продолжит расследование и быстро, как можно быстрее уйти. Но вместо этого шпион сделал пару шагов в сторону и прислонился к столику, котором лежали рукава и кинжал, словно ему срочно понадобилась хоть какая-то опора.
- Да. Почему?
Зачем он это продолжал? Почему так хрипел его голос, как будто он вдруг оказался там, на льду, молил о пощаде и дрожал от страха, не зная, что произойдёт в следующий момент.

Цирилла изменилась. Юная свирепая девчонка превратилась во взрослую красивую женщину. Она держалась иначе, иначе говорила, в её глазах всё так же полыхало пламя, но даже изумрудные искры были несколько иными. Риенс не понимал этих перемен, не знал, что за ними могло скрываться. Каким был путь, пройденный его собеседницей – от озера Тарн Мира до дворца в Нильфгаарде.
Хотя бы потому, что сам практически не изменился. Точнее, изменился? само собой, но его изменил холодный как смерть лёд, одним беспощадным ударом, сотрясшим всё до основания, выбившим почву из-под ног и швырнувшим прочь, в другую жизнь. А дальше всё слилось в какой-то один единый поток – тяжелая болезнь, побег перед боем за замок Стигга, Нильфгаард, медленный путь наверх.

Риенс удивленно вскинул брови. Не было необходимости? Она знала кто он, что он собирался с ней сделать, что делал с Йеннифэр. Он сам всё ей выложил в очередном порыве бессильной злобы. Шпион открыл было рот, но вместо того, чтобы заговорить, опустил голову и крепко прижал к губам сжатую в кулак руку. Но придумать что-то содержательное он не успел. Цирилла продолжила. 

Жалость. Да, таким он был тогда. Жалким. Как бы он не хотел это отрицать, как бы не бесился от одной этой мысли, вся его ярость тонула в холоде воспоминаний.
Всё величие, всё могущество к которому он стремился, вся его спесь, вся уверенность в своих силах, всё ощущение того, что он держит свою жизнь в своих руках, всё рассыпалось в один миг. Остался только жалкий и беспомощный человек, приникший к краю проруби в одном единственном желании – жить.
Как же ему нравилось когда-то видеть тех, кто был слаб и беспомощен в его руках, наслаждаться их болью и бессилием, своей властью над каждым их вдохом. Он упивался чужим ужасом и гасил в нём свои собственные страхи.
И тогда, на Тарн Мира он разом поменялся местами со всеми своими жертвами. Увидел происходящее их глазами. И мир решил вернуть ему этот страх десятикратно. Его жизнь была во власти юной ведьмачки, державшей у его шеи окровавленный меч, смотревшей на прижавшегося руками и подбородком к подтаявшему льду человека сверху вниз.
Но она не захотела стать человеком, убившим беспомощного.
И не стала.
       
А вот его руку никогда не останавливала жалость. Что он потерял из-за этого? А что приобрёл?
Риенс как-то коротко кивнул, втянул голову в плечи и сложил руки на груди, словно неожиданно замёрз.
- Знаешь, после такого сложно смотреть на чей-то страх. В любом жалком и беспомощном видишь себя.
Почему он вообще решил, что ей интересны его душевные терзания?
Шпион отвернулся, будто в дальнем углу сейчас развернулось какой-то невероятно любопытное и, конечно, стоящее его непосредственного внимания действо.
- Я… признателен твоей жалости и тому, что ты не захотела…
Шпион оборвал фразу. Ей ведь ничего не стоило, к примеру, исполнить свою угрозу. Риенс в очередной раз провёл пальцем по шраму. Побери Тьма, он тогда испугался как никогда в жизни не боялся. Но по воле Цириллы он остался жив. Более того, даже цел.

- Меня успокаивает, что ты об этом не жалеешь.
Ради этой фразы и прозвучал столь неуместный вопрос. Бывший помощник Вильгефорца хотел знать, что Цирилла думает о том своём поступке.
Риенс почувствовал себя идиотом, который и пять лет спустя продолжал трястись за свою жизнь, даже в кресле начальника секретной службы.
- Ладно.
Ему очень хотелось сменить тему.
Риенс буравил дверь таким взглядом, что становилось понятно, речь шла не о том, чтобы незаметно покинуть комнату, а о банальном побеге, словно разоткровенничавшись, он потерпел очередное поражение.
- Я начну с Морврана Воорхиса и доложу о результатах. До этого момента не теряй бдительности и помни о тех рекомендациях, которые я упомянул.

Отредактировано Риенс (26.06.20 16:35)

+3

14

Поспешно и сбивчиво высказанное откровение не принесло облегчения, но дало понимание. Оно так долго томилось в душе Цири в ожидании того самого часа, когда кто-то спросит ее, кто-то заставит задуматься и вытащить из глубины на поверхность все, что было тогда у нее на сердце, все, чего она никак не могла понять. Кто мог знать, что тем самым человеком станет Риенс — тот, кого произошедшее касалось непосредственно.
Цири видела, как он поежился, и сама будто почувствовала дуновение холодного, почти зимнего ветра. Шторы, скрывавшие окна, при этом ничуть не шелохнулись. Хоть и без лишних доказательств было понятно, что дело не в сквозняке. Не могла ведь такая пронизывающая зябкость родиться посреди теплого летнего вечера.
Холод этот происходил из их собственных душ, из их воспоминаний и сопоставления прошлого и настоящего, сошедшихся в этой невообразимой ситуации. Цири не пыталась рассмотреть выражение на лице Риенса, не доверяя вероломным отблескам свечи, но в голосе его слышала что-то, что вызывало у нее тянущее ощущение где-то под сердцем.
Боль? Грусть? Сожаление?
Непроизвольно повторив его жест, она скрестила руки, но не на груди, а на животе — защищая самое слабое место на теле почти что любого животного, коим, по сути, был и человек. Она все еще чувствовала холодок, щекотавший ей шею, и давящее чувство, переходящее в горькое жжение и грозящее вспыхнуть пожаром.
Ей не было дела до его боли и грусти. Ей не было дела до его слов и сожалений.
Она поступила так, как считала нужным. Она сохранила ему жизнь не ради него, но ради себя.
Тихая, скомканная благодарность, прозвучавшая еще более неуклюже, чем ее собственное признание, обожгла ее самолюбие. Осознание цепко впилось когтями: он не смел ее благодарить. Она не хотела его благодарности. Ей было противно осознавать, что за свое великодушное, как она считала, решение она получает что-то взамен.
Цири поджала губы, впилась ногтями в кожу предплечий, пытаясь сохранить самообладание хотя бы с виду: не закричать, не схватить ближайший мелкий предмет — нож или вазу — и не метнуть Риенсу в голову. Всего несколько дней назад она уже попыталась, но безуспешно — в ее гневе не было настоящего стремления убить.
— Ладно, — запоздалым эхом отозвалась она. — Спасибо тебе за советы, — голос ее был прохладнее снежной бури. — Буду ждать от тебя новостей. И в следующий раз давай встретимся где-то… не в моих покоях. Не приходи сюда больше. Никогда.
Стоило ли пожелать спокойной ночи или еще как-то дать понять, что его присутствие здесь затянулось, но Риенс, как оказалось, и сам не стремился оставаться дольше, чем необходимо. Он устремился к выходу, но когда оказался уже у самой двери, Цири окликнула его и была краткой:
— Риенс? Знай: если предашь меня — убью. Без жалости и сожаления.

Служанка, все это время ожидавшая по ту сторону двери, робко вошла, растеряно оглядела погруженную в полумрак комнату.
— Ваше высочество?..
Цири молчала. Потом ухватила злосчастную вазу и бросила на пол. Осколки фарфора брызнули в стороны, цветы распластались жалкими мокрыми пятнами на паркете. Служанка вздрогнула так, будто это она была неудачливой целью броска.
— Убери, — Цири устало потерла переносицу. — И больше не надо цветов.
— Конечно, Ваше высочество…
Девушка пугливо бросилась убирать бардак, так легко сотворенный ее хозяйкой, а сама Цири извернулась, расстегивая оставшиеся пуговки. Платье, освободившись наконец от последних удерживающих его ограничений, с легким шелестом ткани скользнуло на пол.
— Убери, — повторила Цири, — а потом уходи. Я умоюсь и расчешусь сама.
— Да, Ваше высочество…

Морвран вернулся ко двору на следующий день после того вечернего разговора с Риенсом, состоявшегося в покоях Цири. Она не могла быть уверена, что шеф разведки уже успел что-то узнать о ее женихе, — новостей от него пока что не было. И наведываться к нему в кабинет она пока не стремилась.
Утром ей пришлось позволить служанке помочь с облачением.
Она, вероятно, могла бы позвать Риенса, невзирая на то, что вчера сама запретила ему заходить в свои покои. Но стоило только вспомнить, как плохо у него получалось расстегивать пуговицы, как становилось очевидно, что с застегиванием дела наверняка обстоят однозначно хуже.
Нет, служанка оставалась единственной ее помощницей в этом деле. Девушка была напугана вчерашней вспышкой гнева наследницы и ходила вокруг тише мыши, а пальцы ее нервно подрагивали, когда она занималась платьем — застежки, завязки и банты, казалось, были очень сложной задачей для ее самообладания. Может быть, убирая вчера осколки, она приметила и оставленный на столике кинжал, и задумалась о том, что могла бы пасть жертвой оружия, а не отделаться легким испугом и необходимостью заняться уборкой.

О том, что Морвран вернулся, Цири узнала непосредственно в момент встречи с ним в коридоре. Он куда-то спешил и на лице у него читалась тревога.
— Ваше высочество.
Цири кивнула, прерывая нужные церемониальные расшаркивания.
— Моя дорогая невеста…
Этого Цири прервать не могла. Она прикрыла глаза, скрывая попытку невежливо закатить их — ей уже давно не казалось, что этот предстоящий брак был чем-то большим, чем простой формальностью, и эти лицемерные и ничего не значащие фразы только раздражали ее. Морвран, казалось, воспринял это как проявление недомогания, потому что тут же нежно подхватил ее под руку.
— Не хочешь ли прогуляться? — он перешел на неформальный тон и, получив утвердительный кивок, повел ее из дворца в направлении парка. Вероятно, причина его спешки могла подождать. — Я слышал, тебе нездоровилось. Вернулся, как только смог. Все в порядке?
— Да, конечно, — Цири изящно держалась за поддерживающую ее руку, совсем не пытаясь висеть на своем спутнике, как то получалось бы у многих других почувствовавших слабость дам. — Ничего страшного, всего лишь нервное истощение.
— Тебя осматривал придворный лекарь?
— Конечно, это его вердикт. Почему ты спрашиваешь?
— Всего лишь волнуюсь о твоем здоровье, — он необычайно ласково погладил ее по руке, потом поднял ее ладонь к губам и запечатлел на ней поцелуй.
Цири слегка напряглась от непривычных проявлений внимания. Все это выглядело крайне подозрительно.

Они вышли в парк. Солнце, почти добравшись до своей высшей полуденной точки, начинало немилосердно опалять лучами тех, кто затеял прогулку, позабыв захватить зонт. Но Морвран предусмотрительно повел Цири под прикрытие тенистой и прохладной аллеи.
«Прекрасное место, чтобы вонзить мне нож в сердце», — решила она и насторожилась.
Но Морвран, казалось, не проявлял никакого волнения.
— Что еще происходило во время моего отсутствия? — поинтересовался он, и тон его был, как обычно, ленивым, даже скучающим.
Цири собиралась неопределенно пожать плечами, но сдержалась.
— Ничего особенного. Все как обычно. Уроки и встречи…
— С шефом разведки?
Цири остановилась. Сердце подскочило и упало в желудок, отчаянно заколотилось. Она еще не понимала причины своей тревоги, но ответ был близко.
— Что ты имеешь в виду?
—  Я слышал, вы много времени проводите вместе.
Он слышал.
Он слышал, что ей не здоровилось. Он слышал, что она много времени проводит с Риенсом… Откуда и от кого он мог это слышать? И что за бред — много времени? Они разговаривали всего дважды, а до этого вообще не встречались. Много времени — явное преувеличение.
— Я… — Цири панически размышляла, может ли сейчас рассказать, что они с Риенсом ищут того, кто покушался на ее жизнь. Может ли рассказать это человеку, которого Риенс назвал первым подозреваемым. — Он… — она резко выдохнула.
— Вас связывают какие-то особые отношения?
Голос Морврана звучал ровно, но вкрадчиво, будто у него были свои соображения на этот счет, и он только жаждал получить им подтверждение. Он внимательно всматривался в лицо Цири, будто мог прочесть ответ у нее в глазах.
— Да… — она затягивала, пытаясь понять, что же он хочет услышать, что не удивит его и усыпит его бдительность.
— Какого рода отношения? — подсказывал он.
И тут Цири наконец-то поняла. Она все еще не представляла, кто рассказывал (или доносил) ему о ее жизни, но если этот человек заметил их с Риенсом не очень мирное воссоединение у него в кабинете, а потом его вечернее посещение ее покоев, то выводы напрашивались весьма определенные.
— Ах, прости меня, Морвран! — она драматично закрыла лицо руками, потому что изобразить искреннее отчаяние и сожаление ей вряд ли удалось бы. — Не могу держать это в тайне! Считаю честным сказать тебе, потому как ты мой жених и мы должны быть откровенными друг с другом… Тебя или никогда не было рядом, или ты был со мной слишком холоден. А я ведь женщина. Я нуждаюсь в тепле и любви. Поэтому я обратила внимание на того, кто мог все это мне дать, — эти глупые и напыщенные слова она тайком вычитала в одном весьма неприличном романе, пользовавшемся недюжинной популярностью среди придворных дам. — Прости, Морвран, но он мой любовник.
Сквозь пальцы Цири видела, как ее жених молча потер виски. На лице у него было написано «я так и знал!».
— Я…
Она отняла ладони от раскрасневшегося лица и хотела еще что-то сказать в свое оправдание, но тишину аллеи пронзил звонкий женский смех и из бокового прохода появилась молодая придворная дама в компании кавалера. Они, казалось, целовались, но как только увидели и узнали наследницу и ее жениха, раскланялись и тут же скрылись из виду.
— У меня скоро урок, — торопливо сообщила Цири. — Мне нужно идти. Не провожай меня.
И поспешно сбежала. Ей удалось сохранить в тайне их с Риенсом сотрудничество и расследование, но ценой тому было признание в весьма постыдной связи.
[nick]Лара вар Эмрейс[/nick][status]была ласточкой, стала чайкой[/status][icon]https://i.imgur.com/P0UeKmj.jpg[/icon][sign]---☼---[/sign][raceah]Раса: человек[/raceah][ageah]Возраст: 21 год[/ageah][actah]Деятельность: наследница престола империи Нильфгаард[/actah][fnameah]Цирилла[/fnameah]

+2

15

От холода в голосе Цириллы по спине побежали мурашки.
«Что я наделал».
Это был даже не вопрос. Утверждение.
Риенс выпрямился, собирая последние остатки самообладания.
- Я рассчитываю, что первые новости получу уже где-то через сутки.
«Что я наделал».
Шеф секретной службы глубоко кивнул, приложив руку к груди. Формальный жест.
- Я понял. Я больше не посмею потревожить Вас, - Риенс даже не заметил, как неожиданно перешёл на Вы, - в Ваших покоях. Никогда.
Широким шагом он направился к двери, уже не думая ни о ждавшей снаружи служанке, ни о таинственности их встречи. Он просто хотел как можно быстрее убраться куда-нибудь подальше. Но обернулся на своё имя. Несколько секунд стоял, глядя из тени на девушку. А затем ответил, спокойно и без трепета:
- Я знаю.

И вышел, едва не зацепив плечом ту самую служанку. Ноги сами несли его вперед, а в голове сбились в комок мысли, с которыми он никак не мог справиться.
Какого черта он наделал! Как он мог в очередной раз столь быть недальновиден. Зачем он задал этот идиотский вопрос!
«О, Цирилла, почему ты не убила меня пять лет назад?!»
Не убила и не убила, радовался бы молча. Но нет. Язык за зубами не смог удержать. Хотя не мог не отрицать, что с ответом Цириллы к нему как будто пришло какое-то облегчение. 
Вся эта обстановка… Расследование покушения на убийство, таинственный яд, нанесенный на личный гребень неизвестным. Вопросы. Что же ей делать дальше. Чёртово платье.
Неужели он позволил себе расслабиться? Неужели в нём проскользнуло… доверие?
«Идиот!»

Шпион захлопнул дверью в свой кабинет. Замер на несколько секунд, а затем со звериным рёвом снёс с ближашей половины стола всё, что там лежало – бумаги, письма, несколько перьев, картонные папки, пресс-папье, выполненные из металла и мрамора. Уперся руками в опустошенную часть, тяжело, хрипло дыша.
Он чувствовал себя целиком и полностью опозорившимся. Проигравшим. Мокрым щенком, замерзавшим под холодным дождём, который жалко и тщетно искал какие-то крохи тепла. Какого чёрта ему понадобилось изливать эту терзавшую его человеческую чушь?! И не перед какой-нибудь шлюхой в борделе, которую он видел первый и последний раз, а перед наследницей престола!
Перед Цириллой.
Его задачей было показать себя профессионалом, спасти её жизнь, а заодно и свою, а не задавать дурацкие вопросы и ныть о том, как ему плохо. Он не имел права демонстрировать подобную слабость!

Риенс с размаха засадил кулаком по столешнице и тут же коротко вскрикнул от боли, хватаясь за руку. Массивный стол, что вполне ожидаемо, не пострадал.
- С вами всё в порядке, господин?
Один из стражников, ошивавшихся у его кабинета, смотрел на него с удивлением из приоткрытой двери. Похоже, он стал свидетелем того, как шеф секретной службы подрался со столом и теперь признавал свою безоговорочную капитуляцию перед предметом мебели.
- Да!
Одно короткое слово, а по звуку будто треснул на реке зимний лёд.
Риенс растирал ушибленную руку.
- Прочь. Я хочу побыть один. Мне надо подумать.
Стражник вздрогнул и кивнул, скрываясь в коридоре, наверное, отмечая про себя, что думает мастер над шпионами весьма оригинальным способом.
А сам Риенс думал, что пусть лучше болит рука, чем душа.
Ему ещё разбираться с Морвраном Воорхисом. И прибираться в кабинете.

Выиграл Риенс где-то сутки. За эти сутки он сумел зацепиться за окружение Воорхиса и всё больше приходил к выводу, что жених наследницы никак не подходил на роль убийцы. Шеф секретной службы считал это хорошей новостью.
Ровно до того момента, как случился неприятный сюрприз и ближе к вечеру генерал Воорхис не навестил его лично.
Кабинет к этому моменту уже давно был тщательно вычищен от чернил, да и разбросанные в порыве гнева бумаги были неохотно, но возвращены на место. Приличнее некуда.
- Господин Воорхис, какая честь!
Риенс вытянулся по стойке смирно и эффектно поклонился гостю. Хотя на самом деле встреча его не порадовала и наводила не на самые лучшие мысли, но он отлично это скрывал.
- Чем обя…

Договорить ему не дали. Не зря всё-таки генерал занимал свой пост. Не зря он претендовал на престол. Сильная рука сдавила челюсть шпиона, одним рывком он оказался прижат к стене, неприятно стукнувшись затылком, в живот уткнулся острый кончик лезвия пружинного кинжала.
Остатки самообладания утекали как песок сквозь пальцы.
- Милостивый господин, - прохрипел прижатый к стене Риенс, из последних сил пытаясь придерживаться хоть какой-то вежливости, но в итоге всё равно сорвался на панику, - за что?...
- А то ты не знаешь.
Сердце рванулось в пятки и предпочло там и оставаться.
- Если вас не устроили какие-то из принятых мной решений, я всё могу исправить! Только скажите…
- Всего одно.
Риенс тяжело сглотнул. Неужели Воорхис узнал, что тот под него копает?
- Мне говорили, что ты наглый курвин сын, но я никогда бы не подумал, что настолько. – Генерал не стеснялся в выражениях, которые подхватил явно не при Нильфгаардском дворе.

Риенс только молчал и таращился на своего мучителя круглыми от ужаса глазами. Он совершенно не понимал, в чём дело. Воорхис тем временем продолжал.
- Какой дерзостью нужно обладать, чтобы соблазнить дочь самого Императора вар Эмрейса, уже обвенчанную с…
- Что?! -  Взвизгнул прижатый к стене шпион, и тонко взвыл, когда острая сталь колко вонзилась в его живот.
Это безумие. Это сущее безумие. Он! Соблазнил Цириллу!? Да в каком бредовом сне треклятому генералу могло такое причудиться? 
- Да как вам пришло в голову… - Начал было оправдываться Риенс, но тут же замолк, спотыкаясь о гнев, пробуждавшийся в глазах Воорхиса.
- Ты смеешь отрицать то, в чём призналась сама Лара, моя невеста?!
Цирилла! Риенс издал какой-то сдавленный писк. Что же ты, мать твою, натворила?! Или же её саму загнали в угол? Конечно же, тот шум, который они устроили при первой встрече в её кабинете. Его поспешное бегство из её личной опочивальни. Как он сразу не подумал о любви дворян к именно тем самым слухам, которое порождали такие ситуации.

Отпираться было бесполезно. Если он будет пытаться доказать, что ничего такого не было и быть не могло, Воорхис попросту разукрасит его кишками его же собственный кабинет. Сильная рука крепче сжала челюсть, каждый вдох давался с трудом. Риенс привстал на цыпочки, пытаясь хоть как-то облегчить давление на его шею.
- Да! Да!! Лара, она, ей… Было тоскливо во время Ваших продолжительных отъездов. И…
Ещё пару дней назад он сокрушался, что Цирилла не умеет прилично врать, а теперь сам нёс какую-то чушь, пытаясь придумать хоть насколько ладную историю о том, как они… О, боги.
Воорхис встряхнул шпиона.
- Мне плевать, что там у вас «И». Меня даже не особенно смущает, что Лара нашла себе игрушку на это время. Хотя я не могу понять, что она нашла в тебе. Уж точно не твою изуродованную мордашку. Она ведь могла выбрать кого-то приличного, благородного…
Воорхис как будто слегка расслабился, придавшись отстранённым размышлениям. Риенс же чувствовал себя так, словно на него с размаху вывернули ушат помоев. Но обидеться он не успел. Генерал снова встряхнул шпиона и приложил о стену, больно кольнув кинжалом в живот. Лезвие скользнуло чуть ниже.

- Меня волнует другое.
Холода в голосе генерала хватило бы на небольшой айсберг. Он заглянул в испуганные глаза начальника секретной службы. У Риенса подкосились колени.
- Мне нужен сын. Наследник. Мой сын, а не щенок какого-то безродного северного пса, с которым решила поиграться моя невеста.
Несколько секунд гробового молчания. Риенс продолжал таращить глаза с таким видом, будто не понимал, как его это могло касаться.
- Разведка Нильфгаарда не может позволить себе очередное потрясение, не сейчас. Поэтому я не стану убивать тебя. Но если я ещё хоть раз увижу тебя рядом с Ларой, тебя будет ждать несчастный случай. На работе. Который лишит тебя достоинства. Во всех смыслах этого слова.
Лезвие ножа скользнуло ещё чуть ниже. Риенс в очередной раз издал какой-то тихий, сдавленный писк. Осесть на пол ему мешала только сковывающая поддержка генерала.
- Мой господин, вы знаете, я чародей.
Лицо Воорхиса не дрогнуло.
- В процессе углубления в изучение магии с организмом человека происходят необратимые соматические изменения…
Генерал явно терял терпение.
- У меня не может быть детей. – Затараторил шпион. - Как и у любого колдуна. Поинтересуйтесь этим вопросом у своих чародеев. Они подтвердят…
Что ж, чародеи действительно не могли иметь детей. Но не все и не всегда. Риенс искренне надеялся, что Воорхис не станет копать вглубь. Или что он сам, по крайней мере, будет готов к следующему разговору. Например, обсудит этот вопрос Цириллой.
Генерал задумался на несколько секунд. Риенс обреченно ждал своей судьбы. Воорхис усмехнулся. И разжал хватку. Шпион скорчился и глубоко вдохнул, обхватив руками живот.
- Ладно. Я не собираюсь диктовать Ларе с кем ей играться в свободное время. Но запомни этот разговор. И вспоминай каждый раз, когда будешь приближаться к ней.
Риенс смотрел вслед удаляющемуся воину. О, он не забудет.

- Лара!
Найти Цириллу было не так уж сложно. Риенс сумел перехватить её в коридоре возле её же покоев. Бледный, растрепанный и взъерошенный, в помятой одежде, он вихрем пронёсся по коридору, жестом прогоняя охрану и служанок. Челюсть шпиона мелко дрожала, а глаза лихорадочно блестели. Он остановился в шаге от девушки, пытаясь продышаться. А затем куда тише, надтреснутым голосом, прохрипел:
- Что ты наговорила Воорхису?! Разве я просил…
Он метнулся из стороны в сторону.
- Твоя история едва не стоила мне… знаешь, достоинства.
Во всех смыслах, да.
Наверное, не стоило это упоминать, особенно при даме, но в стрессовой ситуации Риенс чертовски плохо контролировал свою речь. В голосе шпиона прозвенел какой-то отчаянный, испуганный гнев загнанного в угол зверя, шпиона буквально распирало пережитым.
- Какого чёрта вообще надо было…
Риенс запустил пальцы в волосы, впрочем, испортить его прическу это уже не могло.
- Почему вообще именно такая легенда?!
Голос сквозил отчаянием. Он понятия не имел, что делать, если по дворцу пронесется слух, что начальник разведки спит с дочерью Императора. А если слухи дойдут до самого Эмгыра? От одной этой мысли Риенс буквально позеленел, всё ещё отчаянно глядя на девушку, будто у той были ответы на все его вопросы.

Отредактировано Риенс (28.06.20 16:26)

+2

16

Остаток дня тянулся для Цири бесконечно долго. Время каплями вязкой древесной смолы медленно утекало из верхней чаши великой клепсидры, которой, наверное, сами боги измеряли его ход, и застывало. А Цири чувствовала себя маленькой мошкой, увязшей в этой смоле и обреченной навечно остаться неподвижным реликтом, украшением в божественном ожерелье, состоящем из десятков других, точно таких же капель, содержащих в себе бывших когда-то живыми мошек.
Время — то, о чем говорил на уроке астрономии ее учитель. Он назвал откровенной глупостью все ее размышления о великой клепсидре, богах, смоле и мошках, которыми она рискнула поделиться по большей части из чистой скуки и немного — желая отвлечься от давившего сердце волнения.
— Астрономия — величественная наука, — в очередной раз повторял он, — и при этом наука точная, не терпящая надуманных, метафорических и субъективных допущений.
Измерение времени с помощью астрономических наблюдений, по его словам, было попыткой ограниченного человеческого сознания обуздать вечность, прогнать страх перед неотвратимостью будущего и потерей прошлого. Цири могла бы многое рассказать и о прошлом, и о будущем, и об их неотвратимости и потере. Но не стала. Чудесные способности дочери императора оставались тайной, раскрытие которой могло привести к крайне нежелательным последствиям.

По окончании длительного и утомительного урока Цири выкарабкалась из плена сонливого уныния, стряхнула с отяжелевшего тела капли воображаемой смолы и расправила свои метафорические крылышки — она все еще могла летать. Но чувство свободы и рдеющей на горизонте беззаботности было омрачено мыслями о предстоящей новой встрече с Морвраном, новой лжи и осознании собственного лицемерия. Они тянули ее к земле, тяжелым грузом ложились на плечи, и так уже несшие ношу опасений за собственную жизнь.
Вместо того, чтобы отправиться в обеденный зал, где ей наверняка придется пережить все то, чего она пыталась избежать, Цири проскользнула на кухню. Под ошарашенными взглядами низко склонивших головы поваров и их помощников она утащила несколько сдобных булочек и кувшин свежих сливок. Потом заговорщицки приложила к губам палец — тсссс… никому не говорите! — и убежала. Будто ей снова было одиннадцать лет, а не двадцать один, и она была маленькой и бойкой цинтрийской княжной, а не взрослой и ответственной наследницей нильфгаардского престола.

После обеда ее обычно ждала прогулка в парке, но этот пункт своего ежедневного расписания Цири уже выполнила и повторять не стремилась. Взамен этому она отправилась в библиотеку, где и провела остаток дня в компании булочек, сливок и одного крайней нудного манускрипта, с которым ее обязали ознакомиться на уроке риторики. Он был настолько нудным, что в какой-то момент, сама того не заметив, она уснула.
Никто, конечно же, не осмелился ругать ее за употребление пищи в библиотеке, как и не стал пробуждать от казавшегося безмятежным сна. Цири проснулась только заслышав, как рядом зашуршали осторожные шаги слуги, зажигавшего лампы.
— Уже вечер? — сонно потирая глаза, спросила она.
— Да Ваше высочество, — слуга поклонился. — Я могу вам чем-то помочь?
— Наверное, стоит это убрать, — она кивнула на пустующий кувшин и хлебные крошки, усыпавшие обиженно свернувшийся в трубочку манускрипт.
— Конечно, Ваше высочество, — кивнул слуга.
Цири благодарно кивнула в ответ, поднялась с места и направилась к выходу из библиотеки. Сонливость и тяжесть в голове после дневного сна в неудобной позе тяготили ее, и она многое сейчас отдала бы пару горстей прохладной воды и возможность плеснуть ею себе в лицо. И эта приятнейшая возможность предоставилась, как только она вышла во внутренний дворик, где фонтан, весело журча, рассыпал мелкие брызги.
«Пить из фонтана — неподобающее неприлично!» — напоминал голос учителя этикета.
А Цири в ответ ловко находила аргумент:
«Пить я и не собиралась, а об умывании никто ничего не говорил».

Посвежевшая от нескольких горстей чистой воды и довольная своей находчивостью, Цири добралась до своих покоев без приключений. А вот у двери приключения не замедлили появиться. В лице стремительно несшегося по коридору Риенса. Весь его взъерошенный вид громогласно кричал о крайней взволнованности, а во взгляде плескалась смесь тревоги, недовольства и страха.
Вчера она строго-настрого запретила ему появляться в ее покоях, о чем уже успела не раз пожалеть, так как поняла, что была слишком резкой и несправедливой. Но он, тем не менее, холодно о официально согласился беспрекословно выполнять этот приказ. Вчера. А сегодня — топтался у самого порога и решительно жаждал поговорить наедине. Цири недоумевала, что же могло случиться, что привело его в такое взбудораженное состояние и в очередной раз заставило нарушить обещанное.
Служанки и стражники, повинуясь ее утвердительному кивку, отошли, давая двум знатным особам немного пространства для конфиденциального разговора. Впрочем, последние отдалились ровно настолько, чтобы не слышать тихой беседы, но вовремя подоспеть с помощью, если она потребуется. Служанки же вовсе скрылись за дверью покоев, делая вид, что будут готовить опочивальню к приходу хозяйки. Но Цири была почти уверена, что заниматься делами они начнут не прежде, чем попытаются что-то расслышать, приникнув ухом к плотному дереву двери, и из услышанного породить какие-то слухи и сплетни.

«И что я наговорила?..»
Цири чувствовала замешательство. Ситуация медленно прояснялась с каждым новым взволнованным словом Риенса. Морвран, поверив в ее глупую выдумку и ничего не сказав ей, тем не менее, решил обсудить произошедшее с другой стороной этой несуществующей связи. И другой стороне обсуждение, очевидно, не понравилось. Настолько, что другая сторона примчалась к ней выяснять мотивы, побудившие ее эту ложь создать.
— Ты это серьезно?
Она прикрыла глаза, пытаясь осознать, почему это событие так его всполошило. Оно, по его словам, едва не стоило ему достоинства. Но какое достоинство могло быть у Риенса? Что ему было терять? У него ведь почти ничего не было, кроме должности и собственной жизни. Изжить его с поста шефа разведки Морвран вряд ли мог. А вот лишить жизни…
Нет, Цири откровенно не верила, что ее жених стал бы опускаться до убийства из ревности, хоть и не могла не признать, что мысль о такой перспективе радовала ее самолюбие. Припугнуть — мог, возможно, но идти на серьезные меры — нет. По всему выходило, что Риенс излишне драматизировал, и она уже сожалела, что только завидев его в коридоре и услышав свое ненастоящее имя, не юркнула в свои покои, хлопнув дверью перед самим носом у него и его переживаний.
— У меня не было выбора, — объяснила она тихо и спокойно. — Каким-то образом он узнал о наших встречах и начал расспрашивать. Я ведь не могла рассказать ему… — она запнулась, встревоженно посмотрела по сторонам, будто ожидала, что кто-то немедленно на нее нападет, как только она произнесет вслух слова о покушении, — … о настоящей причине. А сам он, казалось, склонялся думать именно о романе. Я просто ему подыграла.
Ей оставалось только пожать плечами, давая своим видом понять, что его тревоги беспочвенны и бессмысленны — ничего с ним и его несуществующим достоинством не случится. Но вместо этого, припомнив наставления, сдержано сцепила перед собой руки и продолжила:
— Прошу, перестань сосредотачиваться на глупостях и займись делом.
А потом скрылась за дверью, как и хотела раньше, хлопнув ею перед носом у Риенса и оставляя его наедине с собственными безосновательными волнениями. Побег от дальнейшего разговора можно было бы посчитать трусостью со стороны Цири, но сама она предпочитала называть его тактическим отступлением.
[nick]Лара вар Эмрейс[/nick][status]была ласточкой, стала чайкой[/status][icon]https://i.imgur.com/P0UeKmj.jpg[/icon][sign]---☼---[/sign][raceah]Раса: человек[/raceah][ageah]Возраст: 21 год[/ageah][actah]Деятельность: наследница престола империи Нильфгаард[/actah][fnameah]Цирилла[/fnameah]

+2

17

В отличие от Риенса, который буквально подпрыгивал на месте и успел за время короткого разговора поочередно покраснеть, позеленеть и окончательно побледнеть, Цирилла сохраняла буквально завидное спокойствие. Начальник секретной службы проводил бегающим взглядом служанок наследницы, и только тогда вернулся к разговору с девушкой. Вот им ещё одна сплетня о несдержанности человека на столь ответственной должности. В голосе сверкнула нелепая мысль. Может быть, донесут Морврану о том, как сильно глава разведки переживал, например, из-за вынужденного расставания.
- Конечно же серьёзно!
Риенс тряхнул головой и заскрипел зубами. Он сам не знал, чего хотел в этой ситуации и зачем прилетел, как ужаленный, к покоям наследницы, к которым буквально вчера давал слово не приближаться. Нет, ну, по сути, слово-то он не нарушил, ведь дёргался он сейчас у входа и не стремился зайти в ту самую опочивальню.

И всё же Цирилла была удивительно спокойна и держала себя в руках. Ну конечно, это не же ей тыкали в живот кинжалом, обещая производственную травму весьма деликатного характера, и не её челюсть до хруста сжимала нешуточно сильная рука генерала. Но слушая логичные и рациональные слова, Риенс ощутил некоторую неловкость.
Это действительно хорошее объяснение. Можно даже сказать, идеальное. Изображая любовников, они могли спокойной объяснить абсолютно любую свою встречу, в любое время суток, в любом месте, достаточно проявить чуточку фантазии. А зная любовь скучающих придворных к подобным историям, они начнут со смаком обсасывать именно эту желанную версию, даже не допуская иных вариантов. Что ж, он мог признать своё поражение.
Цирилла подобрала идеальную ложь.

- Ладно. Хорошо. Я поторопился. – Выдавливая из себя эти слова, Риенс приподнял руки в примирительном жесте и, кажется, наконец-то начал приходить в себя. Он всё ещё чувствовал острие кинжала, прижатое к его животу, но мысли приходили в порядок. Ему не терпелось погасить всю эту нелепую ситуацию. Опять. Второй раз чуть больше чем за день его эмоции заводили его совсем не туда, куда стоило бы.
- Зайди ко мне завтра, мы обсудим то, что я нашёл. И что можно извлечь из твоей… версии.
Дверь хлопнула перед самым носом. Несколько секунд Риенс просто стоял, глядя на эту самую дверь, словно что-то в ней могло измениться в любой момент.
«Перестань сосредотачиваться на глупостях и займись делом».
Глава разведки фыркнул и побрел назад, в свой кабинет. Он чувствовал себя ужасающе уставшим. Просто подправит кое-какие бумаги и уберется спать.
Дверь в кабинет привычно скрипнула под рукой.

То, что было дальше, превратилось в один сплошной кошмар, словно собранный из отрывков какой-то безумной мозаики.
В кабинете его уже ждали. Трое. И Риенс знал всех этих людей. Они работали на него. По крайней мере, он так думал.
- Я вас не звал. Уходите. – В голосе чародея проскользнуло раздражение. Но стоявшему напротив мужчине было наплевать.
- Господин Риенс, вы обвиняетесь в организации покушения на наследницу престола, дочь Императора Эмгыра вар Эмрейса.
- Что?!
Шпион вытянулся и с вызовом посмотрел на своего собеседника. Он даже не успел испугаться. Слишком большой неожиданностью для него стало происходящее.
- Что это за бред? Как вы…
Но высокий и крепкий мужчина напротив даже не повёл бровью.
- Меня предупреждали, что ты будешь всё отрицать.
Прежде чем Риенс успел хотя бы оскалиться и сообразить, что происходит, тяжелый кулак отточенным, натренированным движением прилетел точно в левую скулу, на мгновение боль расколола мир, и тот стремительно ухнул в звенящую темноту. 

…Будь проклят тот, кто некогда узнал о антимагических свойствах двимерита. Уже который раз пальцы непроизвольно цеплялись за широкий ошейник из голубоватого металла, плотно сковывавший шею своей тяжелой хваткой. Хотелось хотя бы как-то оттянуть чёртовы оковы от кожи, но, что логично, ничего не получалось. Пальцы всего лишь соскользнули с металлической поверхности, рука бессильно упала. Прижимавшийся спиной к прохладной стене мужчина запрокинул голову, ощущая затылком неровные камни.
И нет, сейчас ещё было не так уж плохо. Почти терпимо. Измотанный бессонной ночью организм будто нарочно глушил все чувства. Но вот в тот момент, когда на шее сопротивляющегося шпиона сомкнулся тяжелый ошейник, вот тогда ему стало действительно погано. Проклятый металл намертво глушил всю магию, а она давно стала чем-то привычным, частью его самого. Ощущение словно у него из груди что-то вырвали, но он сам не понял, что именно, чувствуя лишь тупую пустоту. Но самым неприятным было даже не это. Двимерит лишал сил, вместе с касанием металла накатила одуряющая слабость, мышцы скрутило спазмом, ошейник болезненно жег кожу.
- Снимите это с меня!! – Скорее крик отчаяния, чем реальное требование.
Само собой, никто не слышал и слушал. А Риенс ещё около часа сидел, скорчившись на полу прямо там, где его оставила охрана, и царапал чертов ошейник. Сложно было сказать, что отняло у него больше сил – двимерит, страх или обида. Лишь через какое-то время он наконец-то пришёл в себя и смог перебраться в угол камеры. Это было унизительно. Но корчиться у решетки ещё отвратнее.
Сил хватило только чтобы пару раз всё же встать на ноги и, вцепившись в прутья, кричать проходящим мимо стражам:
- Я требую разговора с обвинителем!
Но и они не желали слышать.
Оставалось только устало возвращаться в облюбованный за несколько часов угол и тяжело садиться обратно на пол, уже привычно ища скомканную у стены тряпку.

Нужно отметить, что насчет камер для предателей особенно никто не заморачивался, в ней не нашлось даже простенькой скамьи. Спать заключенному предлагалось на полу, а весь комфорт из себя представляла небольшая куча соломы и та самая тряпка какого-то мрачного цвета, вероятно, игравшая роль одеяла. Неслыханная щедрость. Самому заключенному не пожаловали даже хоть какую-то обувь, из одежды предоставив только тонкую тёмно-серую рубашку и знатно подранные штаны. Щиколотки тоже были скованы, к счастью уже не двимеритом, а обычными железными кандалами, соединенными короткой тяжелой цепью. Конечно, ему же было так невтерпеж начать бегать кругами по камере! Да, той самой камере, что больше была похожа на сырой каменный мешок с одной стороны отрезанный от коридора тяжелой стальной решеткой. Никаких окон наружу, свет только от тусклых факелов в коридоре. Где-то под ближайшим факелом с писком дрались две крупные серые крысы. Опоздали. Свой завтрак из черствого хлеба и воды заключенный прикончил уже давно, и остался голоден. И теперь смотрел на крыс, оставшихся единственным развлечением, зябко кутая плечи в грубую ткань, словно та могла хоть как-то защитить холода и сырости подземелья.

Риенс вздохнул. Двимеритовый ошейник отозвался тупой болью, вынуждая человека в очередной раз непроизвольно вцепиться пальцами в синеватый обод. Страх липкими путами подбирался к его душе, но ему всё ещё сопротивлялся пламенеющий барьер ярости.
Обвинение было ложным, дайте ему возможность, немного времени и ресурсы, и он разнесет все якобы собранные доказательства в клочья. Но никто даже не желал слушать. Против него играла его откровенно ненадёжная репутация и сомнительное прошлое. У него были мотивы. У него были возможности. Сейчас он был не официально назначенным начальником секретной службы, он был провалившим испытательный срок агентом. Акулам даже не требовалось плыть на запах крови, в их распоряжение сразу же предоставили совершенно беспомощную добычу.

Надоедливо ныл потемневший синяк на скуле. К счастью, то ли кость оказалась достаточно крепкой или же удар был относительно щадящим – Риенс отделался только этим самым синяком. Но уже это было неприемлемо. Кто вообще позволил проводить арест таким неподобающим образом? Наверное, чертовы ублюдки уже придумали историю о попытках сопротивления или побега.

Надо было всё бросить. Едва Цирилла вышла из его кабинета, оставив один на один с отравленным гребнем и фактом заговора. Бросить всё, схватить самые нужные вещи и придумать причину немедленно отправиться куда-нибудь западной границе пустыни Корат. Это было бы не так уж сложно. А там затеряться в отвратительной инфраструктуре и отсутствии приличной связи. Ругался бы сейчас на нещадно палящее солнце, вытряхивал из ботинок песок и пинал скорпионов.
Но зато не сидел бы в камере, ощущая, как все его шансы оправдать себя утекают сквозь пальцы. И пусть бы сами разбирались в своей традиционной дворцовой игре - кто кого хочет убить. Как будто им всем было не плевать на его жизнь. Но нет, решил – он знает, что ему делать. Справится. Достаточно во всём разобрался. Эта должность стоит того, чтобы за неё бороться. И вот вся его должность. Что он получил за эти дни, кроме пары нервных срывов и угрозы расправы? Неужели ощущение того, что кто-то верил в него и его способности, настолько затмило рассудок и банальное чувство самосохранения?

На плечи тяжелым грузом свалилось болезненное чувство одиночества. Чувство, которое никогда его не терзало за все годы на службе и Вильгефорца. Как же ему сейчас не хватало надёжно прикрытой спины и могущественного союзника. Хотя бы какого-нибудь.
Риенс уронил голову на руки, сложенные поверх колен, в очередной раз весьма изощрённо прокляв двимеритовый ошейник, который, казалось, с каждым часом становился только тяжелее. Пошевелился он лишь когда в коридоре вновь раздались звонкие, торопливые шаги. Может ему уже пора прекратить бросаться на каждого, кто проходил мимо его камеры?

Отредактировано Риенс (05.07.20 16:47)

+2

18

Украшенная вычурной резьбой тяжела дверь покоев могла охранить Цири от многого: от продолжения бессмысленного разговора с Риенсом, в котором она не хотела участвовать, от выслушивания его неуместных жалоб, от его надуманных притязаний — от чего угодно, связанного с ним, ведь переступить воспрещенный ему порог он не решился. Но не могла охранить от собственных мыслей.
Служанки испуганными птичками юркнули от двери прочь, делая вид, что спешат готовиться к вечерним процедурам. А Цири, проводив их безразличным взглядом, устало прислонился спиной к темному дереву, бесцеремонно сминая платье, уже пострадавшее от дневного сна в библиотеке. Она совершенно не понимала, почему должна выслушивать претензии и объяснять причину сочинения именно такой легенды, подсказанной самим ее собеседником. Ей удалось сохранить тайну расследования, и это было самым важным и главным. А то, что Риенсу не понравился разговор с Морвараном… Что ж, она была уверена, что в жизни шпиона было много других разговоров, которые нравились ему еще меньше. Но он их пережил. Возможно, даже стоически.

— Ваше высочество? — одна из девушек робко подала голос. — Вы себя плохо чувствуете?
Цири посмотрела в ее сторону с недоумением. Она, по правде сказать, чувствовала себя отвратительно, но это ощущение не было связано ни с ее недавней хворью, ни с тем, что иные дамы могли бы назвать «потрясением» сегодняшнего дня — раскрытие несуществующего адюльтера перед женихом, красочная сцена, устроенная ненастоящим любовником… И правда, был повод чувствовать себя плохо. Но то, что заставляло ее глубоко вздыхать, искать поддержки у тяжелой двери и поджимать губы, копилось в ее сознании уже долгие дни.
Запертая дверь могла охранить от многого, но не от того, чего действительно стоило опасаться: от человека, недавно подложившего отравленный гребень на ее туалетный столик, да так, что никто ничего не заметил и не заподозрил. Эта опасность тревожила ее значительно больше, чем надуманные переживания Риенса и то упорство, с которым он пытался ими с ней поделиться.
— Прочь, — приказала Цири. — Все прочь.
В руке у нее появился верный кинжал, с которым она теперь не расставалась. Служанки, завидев оружие, вздрогнули, замерли как испуганные зверьки. Среди них была и та, что вчера убирала разбитую вазу, та, что видела тот самый кинжал на столике.
— Оглохли?! На выход!
Резким шагом она прошла вглубь комнаты, махнула рукой, жестом в очередной раз демонстрируя, что девушкам стоит делать. Они тут же бросились по освободившемуся пути в коридор, не ожидая новых действий или окриков разъяренной хозяйки.

Цири осталась одна. Пуговицы на ее платье с самого утра все еще располагались на спине, где достать их самой сложно. Размышлять о том, как справиться с разоблачением, пришлось недолго: оттянув ворот, она полоснула острым лезвием по ткани на груди, раз, другой, третий. Разрезы ширились, уродуя красивый и дорогой наряд, ткань трещала, мелкие жемчужины из вышивки с тихим стуком сыпались на пол. И правда, зачем кому-то нужны застежки, если можно разрезать?
Резко открыв дверь, она испугала служанок, опасливо шептавшихся в ближайшем углу. Одним богам ведомо, почему они не спешили уйти. Будто бы знали, что у Ее высочества могут быть еще какие-то указания.
— Чтобы завтра на платье пуговицы были по бокам или спереди, — заявила им Цири и скрылась в комнате.

Платье, которое ей принесли следующим утром, и правда было таким, как она приказывала: по ряду пуговок красовалось на каждом боку лифа. Все их можно было застегнуть или расстегнуть самостоятельно, хоть для этого и приходилось изворачиваться. Цири не припоминала такого платья в своем гардеробе и подозревала, что портнихе пришлось целую ночь корпеть над новым нарядом, чтобы к утру выполнить ее прихоть.
Что ж, должны ведь быть хоть какие-то преимущества в бытии наследницей престола.
Она оделась сама, причесалась тоже сама. Тишина и спокойствие, воцарившиеся в ее покоях при отсутствии служанок, помощь которых ей теперь не требовалась, обманчиво умиротворяли. Цири даже тихо мурлыкала себе под нос старую детскую песенку, пока пыталась уложить волосы в модную при дворе прическу.
Ее хорошее настроение мигом увяло и рассеялось, как только она переступила порог покоев. Перед ней простирались те самый коридоры и залы, по которым спокойно ходил человек, желавший ее убить. По которым ходили десятки людей, носящих в сердцах скрытые и, возможно, лукавые мысли, узнать которые ей не дано.

До кабинета шефа разведки Цири добралась перед полуднем, поборов сильное нежелание видеть Риенса и слушать его отчеты. Она, как обычно, направилась ко входу, только кивнув стоящим по бокам от двери стражникам, но один из них, к ее огромному удивлению, поднял руку в предотвращающем жесте.
— Ваше высочество, никого не велено пускать.
Оторопев, Цири остановилась, нахмурилась. Кто мог запретить входить в кабинет, помимо его владельца? И с чего вдруг он решил запрещать, если вчера сам просил ее к нему заглянуть?
— Кем не велено? — уточнила она.
— Начальством.
— Риенсом?
— Ваше высочество…
Стражники как-то неловко переглянулись друг с другом. Их замешательство вызвало у нее тревожное ощущение, тяжело сжавшее сердце. Что-то было не так. И что-то ей не хотели рассказывать.
— С дороги. Я — дочь императора.
Она решительно шагнула к двери, готовая отбиваться, если ее решат остановить. Но никто не пытался, никто не хватал ее за руки, не рискуя лишиться головы за такое нахальство, и даже не становился на ее пути. Стражники, покорно поклонившись, пропустили ее в кабинет.

В кабинете царил беспорядок похлеще того, что она сама учинила несколько дней назад, когда впервые увидела Риенса в столице. Книги из книжных шкафов были разобраны и в беспорядке разложены по полу, остальная мебель — сдвинута со своих мест, а на столе красовалось множество вещей, вероятно, раньше хранившихся в его недрах.
Мужчина в темной одежде, с очками на носу и пером в руке увлеченно чиркал что-то на листе, прикрепленном к планшету. Его прищуренный взгляд то и дело метался к предметам, разложенным на столе, на которых Цири заметила маленькие ярлычки с цифрами.
— Ваше высочество! — заметив ее у входа, мужчина неловко поклонился.
— Что происходит?
Цири осматривалась вокруг, все еще не веря своим глазам.
— Эм, опись делаем, Ваше высочество.
— Опись? — она нахмурилась, подошла ближе к столу. — Зачем?
— Ну так… протокол, Ваше высочество.
Цири внимательно посмотрела на собеседника. Волшебное слово «протокол» для некоторых бумагомарак было лучшим ответом на все вопросы.
— Какой еще протокол?..

Вопрос был риторическим, и собеседник, казалось, не спешил на него отвечать. А Цири тем временем рассматривала разложенные на столе вещицы. Некоторые из них были обычными письменными принадлежностями, стандартными украшениями кабинетов чиновников высокого ранга. Но другие — она была в этом уверена — имели особое значение для их владельца. Никогда еще любопытство не терзало ее настолько, а Предназначение так открыто не давало возможности покопаться в чужих вещах. А через них — и в чужой душе. В той душе, чьи высказанные в словах переживания она так яростно не желала слушать.
— Что это? — она взяла со стола небольшой кожаный футляр.
— Не…
Собеседник не успел ее остановить. Она открыла футляр.
— Это?…
— Отмычки, Ваше высочество.
— Но почему они…

Золотые. И инкрустированы мелкими драгоценными камушками.
Цири безмолвно и ошарашено вертела в руках диковинные отмычки. Кажется, они были не золотыми, а позолоченными. Но сути дела это не меняло. У себя в кабинете Риенс держал золотые (либо же позолоченные) отмычки с инкрустацией. И выглядели они вполне рабочими и способными отпереть любой, даже не золотой замок.
— Да что у него в голове творится… — пробормотала она себе под нос, укладывая футляр на место и обращая внимание на деревянную шкатулку. — А это…
— Осторожней!
На этот раз собеседнику удалось остановить ее, удержав крышку, которую она уже собиралась открыть.
— Что там?
— Пока не знаем, Ваше высочество, но выглядит как ложки.
Цири посмотрела на него с недоверием и с усилием надавила на крышку шкатулки, желая все же ее открыть. Там и правда оказались ложки. Много серебряных ложек разных размеров и видов, от совсем простеньких, до имевших крайне тонкое и мастерское плетение на черенках. Если отмычки ее удивили до потери речи, то ложки окончательно выбили из колеи.
— Ваше высочество, прошу, закройте шкатулку, — взмолился ее собеседник. — Мы послали за чародеем, чтобы он посмотрел и разобрался. Подозреваем, что это нечто магическое, заколдованное, может, даже проклятое. Всем ведь известно, что господин Риенс сам чародей…
— Риенс! — Цири тут же пришла в себя и вспомнила, зачем пожаловала в сей кабинет. Совсем не для того чтобы рыться в вещах его владельца и шокироваться найденным. — Где он?
— В темнице, конечно же.
— В темнице? Почему? За что?
Она недоумевала. Первая мысль, пришедшая ей в голову, была о том, что так откликнулась ее вчерашняя ложь: Морвран, разозлившись, решил отомстить и каким-то образом смог запереть «соперника» в тюрьме. Но неловкое выражение, появившееся на лице собеседника, подсказывало, что дело в чем-то другом.
— Не знаю, могу ли я Вам говорить об этом…
— Можете! — нетерпеливо выпалила она. — Говорите немедленно, почему Риенс в темнице!
— Обвинен в покушении… — собеседник сделал паузу, отвел взгляд, — на Вас.

Из кабинета Цири вышла спокойно, но отчетливо уставшей и разбитой. Пол у нее под ногами тяжело раскачивался, грозя подставить подножку. Резко ощущалась духота прогретого летним солнцем воздуха. Она шла целенаправленно, сжав кулаки так, что побелели костяшки, а ногти резко впились в ладони, помогая возвращаться к реальности.
— Хочу видеть арестованного, — заявила она начальнику тюрьмы.
— Ваше высочество…
— Хочу видеть, — резко перебила она, — человека, который замыслил меня убить. Который втерся ко мне в доверие, а потом это доверие предал. У меня есть на это право?
Начальник темницы сник. Понимал, что на этот вопрос есть только один ответ.
— Как желаете, Ваше высочество. Но, умоляю: будьте осторожны. Мы обезвредили его как могли, но, на всякий случай, не подходите близко к решетке. С Вами останется мой человек.

По истертым ступеням она, в сопровождения стражника, спускалась в недра темницы, сметая шлейфом платья пыль и грязь с выщербленного пола. Здесь было и правда темно, а еще — сыро и холодно. Запах стоял тяжелый и удушающий, а до слуха доносились стоны и вздохи вперемешку со звоном цепей.
«Вот как, значит, в империи содержат заключенных?».
Раньше ей не доводилось посещать тюрьмы. Эта часть государственной структуры почему-то осталась вне ее программы обучения. А тюрьма эта совершенно ничем не отличалась от тех, что ей доводилось видеть на севере. Просвещенная часть человечества обходилось с заключенными точно так же нечеловечески, как и неотесанные варвары-северяне.

— Будьте осторожны, Ваше высочество, — напомнил ей стражник, останавливаясь у стены, и кивнул на одну из камер.
Цири в ответ ничего не сказала. Камера, на которую он указал, была единственной из всех в коридоре, содержавшей кого-то. В неясном и трепещущем свете настенных факелов она едва разглядела человека, сжавшегося в дальнем углу. Казалось, он спал. Или, может, был уже мертвым?
— Риенс.
Голос у нее сделался хриплым, будто она простудилась и у нее горло болело. Или произнесенное имя разрывало ей связки.
— Ты жив?
«Лучше бы ты сдох. Еще там, на озере».
Она подошла ближе, присматриваясь к жалкому человечку по ту сторону решетки. В изменчивом свете блеснул голубоватый металл у него на шее — двимерит. Вот что подразумевал начальник тюрьмы под словами «обезвредили как могли». Они надели на него ошейник из двимерита, потому что опасались, что он начнет колдовать.
— Тебе больно?
В этом вопросе не было ни капли сочувствия, только прохладное, равнодушное желание услышать ответ. Ей самой было больно от осознания, что она могла так ошибиться. Что из всех людей посчитала хотя бы наполовину достойным доверия именно того, кто у нее за спиной планировал ее убить. Что продолжала ему верить и не заметила, что он водит ее за нос. Все эти глупые разговоры и советы, надуманные подозрения — все это было ложью. И воспоминания о них вызывали у нее тошноту.
Она подошла еще ближе, к самой решетке. Предупредительно махнула рукой на стражника, зная, что тот открыл рот для нового «вашевысочествования». Прикоснулась к решетке. Прутья были прохладными и каким-то влажными или даже склизкими, неприятными, как и все происходящее.
— Как ты мог, Риенс? Как ты мог? Ты ведь…
«…обещал», — хотела сказала она, но то обещание было о другом и теперь уже ничего не значило.
— … знал, что тебя ждет, если предашь.
[nick]Лара вар Эмрейс[/nick][status]была ласточкой, стала чайкой[/status][icon]https://i.imgur.com/P0UeKmj.jpg[/icon][sign]---☼---[/sign][raceah]Раса: человек[/raceah][ageah]Возраст: 21 год[/ageah][actah]Деятельность: наследница престола империи Нильфгаард[/actah][fnameah]Цирилла[/fnameah]

+2

19

Его собственное имя, прозвучавшее в этих тёмных катакомбах, слышалось каким-то противоестественным и чуждым звуком. Может быть, он просто не хотел его слышать. Или же дело всё же было в том, чьим голосом было произнесено это имя.
Риенс отозвался. Поднял голову, давая тем самым ответ на первый вопрос, но с места всё же не сдвинулся. Только смотрел блестящими глазами на фигуру по ту сторону решетки. Встретил взгляд девушки и тут же отвел свой. В том, что Цирилле уже сообщили предъявленные ему обвинения, он даже не сомневался. В том, что она поверила – тоже. Это он понял по следующему её вопросу.
«Тебе больно?»
Обычно люди говорят эти слова с нескрываемым волнением, переживаниями за того, кому этот вопрос адресовался, в глубине души искренне надеясь на отрицательный ответ, но готовясь оказать всю посильную помощь в случае положительного.
И всё же Риенс прекрасно знал, как ещё можно произнести эти слова. И тогда ожидание положительного ответа будет наполнено нескрываемым злорадством, обещанием того, что дальше будет только хуже и откровенным удовольствием в глазах мучителя.
«Тебе больно?»
Цирилла нашла какую-то золотую середину. В её словах звучали пустота и холод. Но, наверное, он бы больше хотел услышать то самое злорадство. Его он хотя бы хорошо понимал.
Мог бы соврать. Сказать, что всё хорошо. Что двимеритовый ошейник на его шее, который, само собой, не скрыть от внимательного взгляда ведьмачки, не терзает его кожу и сводит судорогами мышцы. Но зачем? Почему-то сейчас бравада казалась ему неуместной.
- Да. Больно.
И взгляд, который давал добро на то, что Цирилла может не скрывать своё удовлетворение, услышав ответ.

Позади нервничал стражник. Риенсу льстило его беспокойство. Он и на пике формы не мог справиться с ведьмачкой, даже когда ей было всего пятнадцать, даже когда с ним плечом к плечу стояло ещё девять обученных агентов и наёмников.
Думать, что теперь, мучимый двимеритовым отравлением, закованный в кандалы и чертовски уставший, он представлял хоть для кого опасность, было просто нелепо. И всё же несчастный солдатик буквально подпрыгивал за спиной девушки, готовясь в любой момент защитить наследницу от опасного преступника.

Глава секретной службы, уже бывший, само собой, отвел взгляд, давая понять, что не имеет желания разговаривать. Но всё же последний вопрос Цириллы заставил его встрепенуться. В её словах было столько злости, боли и обиды, столько чувств, которые, с его точки зрения, он совершенно не заслуживал, что Риенс просто не выдержал. Собрав в кулак все силы, он рывком поднялся, и медленно переставляя по полу скованные короткой цепью босые ноги, подошёл к самой решетке, бросив мимолётный взгляд на стражника. Уж не решит ли тот «спасти» наследницу от неминуемой опасности? Но даже отсюда видел. Смелости не хватит. Риенс хрипло вздохнул и облизнул пересохшие губы. Он смотрел прямо в глаза девушки, не пряча взгляд.
- Я этого не делал. Я тебя не предавал.
Ему приходилось буквально чеканить слова, после всего двух фраз он закашлялся, а затем обеими руками вцепился с толстые отсыревшие прутья так, что побелели костяшки пальцев. Следующие слова давались ему уже куда легче, быстрее, естественнее, в них скользило желание наконец-то хоть кому-то доказать, что он не виновен. 
- Если бы я хотел тебя убить, то уже бы это сделал. Подумай. Просто подумай. Если бы мне нужна была твоя смерть, я бы не стал рассказывать тебе историю про чертову рыбу, я бы соврал про происхождения яда и выбрал из куда более простых и доступных, тех, к которым есть противоядие. Обеспечил им. И уже наследующий день поставил тебя в ситуацию, когда тебе бы пришлось это противоядие принять. Только во флаконе был бы сам яд. Куда уж проще?
Шпион мотнул головой, тяжелый ошейник больно заскреб по воспаленной шее. Слова лились словно сами по себе, через хрипы, через тяжелые вздохи, через сжимаемые зубы, но Риенс словно уже не мог остановиться.
- А затем я остался один в твоих покоях. Сколько всего я мог сделать тогда? Сколько ловушек оставить. Гребень это мелочи! Я бы выбрал медленно растворяющийся и отравляющий воздух токсин, который бросил в вазу с цветами, газ бы вскоре рассеялся, и пусть бы кто искал следы. А та… ситуация с платьем. Мне хватило бы иглы в перстне или браслете, и одного ловкого движения. И никого не оказалось бы рядом. Сколько у меня было возможностей? Почему я не воспользовался ни одной из них? Я ведь не настолько…

Риенс открыл было рот, чтобы продолжить, но не проронил ни звука. Ему вспомнилась сказка, детская сказка, которую ему рассказывала ещё его мать. Про мальчишку, который любил кричать «Волки, волки!», пугая жителей деревни ложной тревогой. И когда на самом деле пришли волки, никто не отозвался. Волки сожрали мальчишку, ведь до этого всего его крики о помощи были ложью.
Риенс врал всю свою жизнь. Иногда паршиво, иногда очень даже искусно. И вот теперь ему впервые в жизни надо было сказать правду.
Но в этом не было ни малейшего смысла. Никто не поверит человеку, который был известен своим умением лгать по поводу и без.
Его сожрут волки.
С лица шпиона разом слетел весь задор, вся жажда борьбы, взгляд погас. Боль от двимерита накатила с новой силой. Он отпустил решетку и медленно побрел назад в свой угол, держась за ошейник, тяжело сел и снова накинул на плечи чертову тряпку, пытаясь сохранить последние остатки тепла. На Цириллу он не бросил больше ни единого взгляда.
Ему только хотелось, чтобы его оставили одного.

Незавидное окончание его страданий ждало его на утро, после ещё двух дней мучительного ожидания.
За это время из камеры его выводили всего однажды, на вполне закономерный допрос, правда, допрос этот начался с того, что его привязали ременными петлями к крепкому деревянному креслу, а через минуту его взгляду предстала довольная морда Растуса вон Рейна. Да, того самого человека, которого сменил Риенс на посту главы секретной службы. А ведь Риенс даже не задумался о том, на какую должность перевели недостаточно расторопного парня. Но, только казалось, всё-таки не дознавателя…
Щуплый блондин буквально сиял от радости, чем сразу же взбесил пленника. Но тот огрызался ровно до того момента, когда в руке господина вон Рейна не появилась тонкая игла, из тех, что так сподручно загонять под ногти несговорчивым типам.
А требовалось от ныне бывшего шефа секретной службы всего ничего.
Признаться. И подписать соответствующие бумаги. Риенс счёл это оскорблением, но это стало его последней попыткой грубить бывшему сопернику. Страх перед болью, которую ему обещал один взгляд господина вон Рейна, не говоря уже о зажатой между пальцами игле, быстро взял своё. Наверное, Риенс его даже расстроил. До столь желанных пыток дело не дошло. На самом деле, зачем тянуть? Зачем позволять мучить себя, если эту подпись из него выбьют так, или иначе, это был лишь вопрос времени. А так он смог поставить эту самую подпись целой рукой. Так про себя оправдывался побледневший от страха шпион.
Впрочем, это была не единственная бумага, которую он подписал в тот день. Но кем были все те люди, которых он согласился назвать своими помощниками в этом беспрецедентном и подлом заговоре, ему даже не было интересно.
Ведь он только что расписался на своём собственном смертном приговоре.

И теперь до его исполнения оставалось всего несколько часов.
Риенс лежал на полу своей камеры, свернувшись в клубок во всё том же углу  и прижимаясь спиной к стене, будто неровная каменная кладка могла его защитить. Несмотря на усталость, сон не шёл. Он был бы и рад впасть в забытье, но, наверное, организм решил не тратить свою последнюю ночь столь расточительно. Шпиону осталось только смотреть полуприкрытыми глазами на собственные колени. Но на самом деле взгляд его был гораздо дальше.
Жизнь омерзительно иронична. На его счету множество поступков, которые по закону назвали преступлениям, а умрёт он за то, чего не совершал.

И смерть эта уже одна тьма знает который раз представала перед его взглядом. Он видел всё. И как его тащат в оковах на площадь. Как снимают треклятые кандалы лишь для того, чтобы накинуть на руки и ноги петли, привязанные к нетерпеливо переминавшимся лошадям. Как смотрит на него собравшаяся толпа. Смотрит, ожидая, когда подлый предатель встретит свою страшную смерть. И там, в этой толпе, будет и император Эмгыр вар Эмрейс. И его наследница Цирилла. Наверное, для такого события найдёт время даже Ваттье де Ридо.
Сможет ли Риенс встретиться взглядом хоть с кем-то из них и выдержать ту ненависть и ту жажду смерти, его смерти, которую там увидит?

Липкий, скользкий, холодный ужас окутывал затуманенное болью и усталостью сознание, лишая всех сил. Без внимания остался его последний ужин, так и стоявший на полу у решетки. Чертова тряпка, за которую он так цеплялся эти дни, лежала где-то под боком.
В ужас вплетались отчаяние и обреченность совершенно одинокого человека, который когда-то ещё смел так бессмысленно бороться за себя. Теперь ему всё казалось таким нелепым. Глупым. Возвращение в Нильфгаард, борьба за должность, попытки расследовать покушение на наследницу. Чего он добивался? Власти? Значимости? Богатства? Силы?
Всё, чего он смог добиться - это собрать как можно больше наделенных высшей властью персон на свою казнь.

Шаги, раздавшиеся в коридоре, он узнал сразу. По крайней мере, ему казалось, что он их узнал. Если нет, если он ошибся, то какая уже разница?
Стараясь практически не шевелиться, Риенс с трудом разлепил бледные губы.
- Будем считать это моим последним желанием. Выслушай.
Голос был тихим, бесцветным, практически срывавшимся в шепот, но в тюремной тишине это ничуть не мешало ему быть услышанным.
- Убийца нанесет новый удар после моей казни. В тот же день. Когда все расслабятся и сочтут, что проблема позади. Когда расслабишься ты. Я уверен, что это произойдёт. Я бы поступил именно так. Что ты с этим сделаешь – решай сама. Остальное ты будешь иметь удовольствие увидеть на рассвете. А теперь - уходи.
Наверное, ему хотелось вложить в своей голос куда больше злобной иронии, больше агрессии, но даже в этих дерзких словах скользили страх и отчаяние сдавшегося человека, у которого больше не было ни одной причины даже шевелиться, не то чтобы подняться на ноги и взглянуть на гостью.

Отредактировано Риенс (12.07.20 13:42)

+2

20

Холодный и спертый воздух каземата душил, не давал свободно вздохнуть. Тяжелые стены нависали невообразимой толщей камней над головой, давили со всех сторон. Цири представить себе не могла, каково это — не просто войти сюда, в эту клетку без единого лучика живого солнечного света, рассыпать горсть острых и злых слов на грязный пол и уйти, но оставаться здесь часами, днями, прозябать в полутьме и ждать, ждать…
Она не могла представить, да и не желала. Едва ли для нее уже когда-либо сложиться ситуация, в которой ей на долю выпадет нечто подобное. А представляя, каково это, она бы только разбередила свое воображение и свое сердце, стала бы сочувствовать тому, кто оказался по ту сторону решетки. И это сочувствие толкнуло бы ее на очередные необдуманные поступки.
Но места для беспечности в ее жизни давно уже не было.
А Риенс оказался жив — кто бы мог сомневаться в его живучести, сравнимой разве что с тараканьей. И ему действительно было больно. Об этом свидетельствовал не только его ответ. Цири замечала эту боль в очертании его понуро опущенных плеч, в его замедленных движениях и в блеклом блеске в его глазах. Но его боль была внешней, телесной: двимерит тянул из него силы, холод и, вероятно, голод ослабляли еще больше, а пронизанная сыростью полутьма отбирала последнее. Ее же собственная боль была другой.
Ей хотелось услышать вопрос о том, больно ли ей. Но никогда в жизни не пришло бы ему в голову об этом спросить. Никогда бы не смог он подумать о том, как больно ранит предательство. Потому что сам предавал без зазрения совести и не задумываясь бил в спину. В том была вся суть его рода деятельности.

Приблизившись к решетке, Риенс оказался так близко, что Цири почти отшатнулась, почувствовала, как живот скрутило от отвращения. Но совладала с собой, крепче вцепилась в склизкие железные прутья, будто только они сейчас удерживали ее на ногах. Начальнику темницы она сказала, что хочет посмотреть в глаза предателю, и вот он шанс — перед ней. Глаза, измученные недостатком сна и света, наполненные безысходным терзанием, смотрели на нее смело и прямо, смелее, чем когда-либо до этого.
«Я этого не делал. Я тебя не предавал».
Цири молчала.
Могла ли она верить этим словам, если произносил он их в то время, когда мог надеяться, что она поверит, поможет ему оправдаться? Не лучше ли было выхватить свой припрятанный кинжал и всадить ему в шею, прекратив этот нескончаемый поток складной лжи, что лился с его языка? Она могла бы, ведь он стоял так близко.
И плевать на то, что его ждал допрос, что от него наверняка хотели услышать имена еще каких-то заговорщиков, если те существовали. Плевать вообще на все эти заговоры. Она бы просто всадила ему лезвие в горло и получила такое вожделенное возмездие, немедленно, без проволочек. Осталось только добыть оружие.
А пальцы будто прикипели к железу рештки, и Цири только недвижимо буравила Риенса взглядом, и продолжала смотреть ему в спину, когда он, внезапно умолкнув, тяжело ступая, пошел прочь, обратно в свой угол. Будто одним только взглядом она могла ему навредить. Будто была хоть малейшая необходимость вредить ему еще больше.

Из темницы она ушла тоже молча. Не сказав ни слова, пронеслась мимо стражника, якобы охранявшего ее, на самом же деле глупо таращившегося на их с Риенсом разговор сквозь решетку, происходивший в таком напряжении и интимной близости, что в какой-то безумный миг его можно было принять за попытку поцелуя.
Наверх по ступенькам она бежала, задирая мешавший бежать подол так высоко, что ее учителя этикета наверняка свалились бы в обморок от сего непотребства. И потом еще долго терла руки носовым платком в попытках стереть с них склизкий холод металла и ржавый привкус так и не пролитой крови. Платье, пропахшее тяжелым тюремным запахом, хотелось сжечь. А память о состоявшейся беседе — стереть.
Множество шансов было у Риенса для того, чтобы ее убить. Он, вероятно, даже десятой доли не описал из того, что мог придумать любой заправский убийца. А она каждый раз пропускала мимо внимания все те возможности и, как казалось, только чудом все еще оставалась в живых. Чудом или по чьей-то воле.

Последующие два дня Цири жила как обычно: просыпалась утром и ложилась спать вечером, совершала прогулки, обедала с Морвраном, посещала уроки — пыталась жить, отметая все мысли о тех невероятно изобретательных способах прервать ее жизнь, которые ей теперь были известны. И о тех, о которых даже не подозревала.
Что-то сорвалось в ее душе, как слишком туго натянута струна, когда она услышала, что «скоро все будет кончено» и что казнь назначена на завтра. И душа ее взбунтовала, задавая десятки вопросов о том, почему все должно заканчиваться, почему ее не спросили, что она думает и какой участи хочет для предателя. Почему не учли, что это ее жизнь была в опасности, это ее пытались убить и это она пострадала.
Не с кого было получать ответы на эти вопросы, да и сама Цири знала, что ответ один: так велят интересы государства. Те, что должны повсечастно повелевать и ее мыслями. Только мыслями ее всегда правило ее собственное неспокойное сердце. И оно ее вынудило снова посетить тюрьму.

— Я хочу попрощаться, — сказала Цири. — Наедине.
Ей не перечили. Не пытались ей навязать бесполезного сторожа. Не пытались отговорить от глупой затеи. Слухи о ее отношениях с Риенсом, казалось, добрались и до этих темных, погребенных под камнем глубин. Кто мог подумать, что от них будет хоть какая-то польза?
Она шагала быстро и уверено, отметая все мысли и ощущения, что захватывали ее сознание в прошлый раз. У нее была цель, важная, срочная. Для ее выполнения осталось не так много времени — ночь вступала в свои права, а утром «все уже будет кончено».
Провожавший ее стражник неловко остановился. Он помнил приказ: провести Ее высочество, но дать ей пространство для всего, чего она пожелает. Конечно же, будучи вынужденным позволить ей свидание наедине, начальник тюрьмы все же не мог отпустить ее в одиночестве бродить по коридорам своего жуткого царства.
Цири благодарно кивнула и юркнула в тот коридор, в котором лишь одна камера содержала пленника. И в котором завтра не останется никого.

Риенс услышал ее шаги, узнал. Как только она подошла ближе к решетке, тут же заговорил, но так тихо и блекло, что Цири сперва не поверила, что это тот самый человек, два дня назад так страстно доказывавший свою невиновность. Он выглядел очень уставшим, измученным. Трудно и страшно было представить, что ему довелось пережить за эти два дня.
Цири вздохнула, подавила желание закатить глаза.
«Да закрой уже рот, Риенс», — мыслила, пока он продолжал говорить.
И молчала, потому что знала: ему важно это сказать. Сообщив, что таково его последнее желание, он дал понять, что ни на что уже не надеется и знает: завтра его ждет смерть. А она могла быть уверена, что все сказано это искренне, без какой-либо лжи и скрытого умысла. И ее немыслимо поражало то, что последние свои слова он решил посвятить предупреждению.
— Рада слышать, что ты обо мне беспокоишься, — сказала она, не обижаясь на резкость в его последней фразе. — Я уйду, совсем скоро. Но удовольствия наблюдать зрелище на рассвете не буду иметь.
Небольшой футляр из добротной кожи, брошенный ее рукой сквозь прутья решетки, с тихим звуком упал перед ним на пол. Отмычки, те самые, позолоченные, с инкрустацией — она предусмотрительно забрала их из кабинета, решив, что они пригодятся в ее затее.
— Ты ведь умеешь ими пользоваться? И не говори только, что они бутафорные…
Это был бы провал ее плана. Но она бы попыталась сделать что-то еще. Взломать замки лезвием своего кинжала. В непосредственной близости от двимерита рискнуть пересечь совсем крохотное расстояние, чтобы оказаться по ту сторону решетки. Затребовать ключ, в конце концов.
— За тюремным двором нас ждут лошади, — объяснила она деловито и так просто, будто говорила об обычной конной прогулке, а не о побеге, — нужно только выбраться из каземата. Возьмешь мой кинжал, приставишь к моей шее, сделаем вид, что я заложница, — вздохнула.
Заложницей быть не хотелось. И план был не самым гладким. Но вряд ли кто-то станет задумываться, как так получилось, что заключенный освободился, и откуда у него оружие. Ведь в опасности будет жизнь наследницы. А уж когда они выберутся во двор, все станет намного проще. Казалось, что станет. О том, что она будет делать со все еще приговоренным к казни Риенсом, она пока не решила.
— И чего ты так долго копаешься?
[nick]Лара вар Эмрейс[/nick][status]была ласточкой, стала чайкой[/status][icon]https://i.imgur.com/P0UeKmj.jpg[/icon][sign]---☼---[/sign][raceah]Раса: человек[/raceah][ageah]Возраст: 21 год[/ageah][actah]Деятельность: наследница престола империи Нильфгаард[/actah][fnameah]Цирилла[/fnameah]

+2

21

Где-то в глубине души Риенс знал, почему не мог уснуть весь этот невероятно долгий, страшный день, почему его сознание отказывалось погружаться в спасительное забытье, которое больше сошло бы за обморок. Дело было вовсе не в подгнившей соломе и холодных камнях пола, безжалостно впивавшихся в его бок. Не самые комфортные условия для отдыха, но для изможденного человека и пол сырого каменного мешка бы сошёл за кровать. Нет, он боялся того, что будет, когда он проснётся. Он боялся, что сон станет обманчивым проблеском напрасной надежды. Вряд ли существовал кошмар, пробуждение из которого здесь, на полу этой чёртового каменного мешка в нескольких часах от собственной бесславной кончины стало бы облегчением.

А ведь он так отчаянно хотел, чтобы кошмаром оказалась реальность. Он мечтал проснуться с криком ужаса в своей кровати в замке Стигга среди разбросанных подушек и скомканного одеяла. Обругать слугу, забывшего плотно закрыть на ночь створку окна, но в то же самое время обрадоваться холодному свежему воздуху, гулявшему по комнате, прищуриться от лучей мягкого зимнего солнца, настоящего, живого, уже высоко поднявшегося на ослепительно голубом небе.
С хриплым выдохом облегчения понять, что весь этот бред, вся эта история про мечту, обернувшуюся воплощением всех его ужасов, окажется просто очень длинным и удивительно реалистичным ночным кошмаром, порожденным терзаемым лихорадкой разумом, который постепенно затуманится, навсегда сотрется из воспоминаний. Что он сможет встать на ноги, закрыть чёртово окно, ведь оно, конечно же, будет его раздражать, и отправиться на поиски завтрака. И этот завтрак, без сомнения, будет чем-то, от чего не будет разить черствым хлебом и затхлой водой, чем угодно, лишь бы у этого был вкус, и он смог наесться досыта. Тогда, в пропахшей целебными травами светлой комнате, он решит, что никогда в своей жизни, во что бы то ни было, не вернется в Нильфгаард, и не будет искать своё будущее в прошлом.     

Но нет, чуда не произойдёт, он не проснётся. Потому что он уже не спал, а реальность оказалась самым страшным из кошмаров.

И теперь, закончив своё обращение к Цирилле, скорчившийся у стены шпион подумал, что, скорее всего, это не только его последнее желание, но и вовсе последние слова. Разве что ужас окончательно затмит его разум, вынудив тщетно молить о милосердии в последние мгновения жизни.
Цирилла отвечала ему, он слушал, хоть и больше всего желал, чтобы она просто ушла, оставив его один на один с его демонами. Нет, он не хотел оставаться в одиночестве, но во всём чёртовом мире не осталось человека, который бы смотрел на него сейчас без злорадства. Тишина утешит его лучше всех.

«Рада слышать, что ты обо мне беспокоишься».
Хотелось надменно фыркнуть, но его не хватило даже на то чтобы дёрнуться. Он всё искал в этой фразе второе дно, пытался понять, что могут значить эти слова, обращенные к своему неудавшемуся убийце, коим, конечно же, его считала Цирилла. Холодные, спокойные слова, но в них не было зла и издевательства, которые так искал бывший шпион. Похоже, в своём нынешнем состоянии он не мог ощутить даже столь очевидных вещей.
«Я уйду, совсем скоро».
В этот момент в голову пришла совершенно неожиданная мысль. Собрать последние силы, встать и напомнить бывшей ведьмачке, а нынче наследнице престола, о её клятве.
«Если предашь меня — убью. Без жалости и сожаления».
Так звучали те слова. И вот, он предал. Так давай же, убей, эта смерть должна быть твоей, не их, не равнодушных палачей на площади. Исполни клятву, докажи, что твои слова имею вес.
Броситься на решетку в упор, облегчая задачу.
Пусть лучше это будет тихая и быстрая смерть в темноте тюремных катакомб, пусть лучше он истечет кровью на грязном полу в тишине, нарушаемой только его собственной агонией, но не там, не на площади, не перед жадными глазами собравшейся толпы.

Не сможет. Не хватит духу. Испугается. Будет цепляться за оставшиеся несколько часов подобия жизни, но не сможет выпросить для себя иную смерть, не сможет просто стоять у решетки и ждать, когда клинок вонзится ему в горло.
Его страх обрекает его на куда более мучительную кончину.

«Но удовольствия наблюдать зрелище на рассвете не буду иметь».
Цирилла отказалась присутствовать на его казни?     
Риенс сам не мог поверить, но с этими словами, с этой мыслью у него из груди вырвался выдох облегчения. Как будто порвалась одна из жестоко скручивающих его тело цепей. Он не хотел, чтобы она видела его таким. Не хотел, чтобы она смотрела, как его тащат по площади. Чтобы она видела безумие паники в его глазах, слезы ужаса, текущие по щекам против его воли, чтобы слышала его последний страшный крик.
«Просто уходи».
Он не собирался прощаться.

Что-то глухо шлёпнулось рядом с его коленями, Риенс даже не сразу отреагировал на звук, будто ничего из происходящего вокруг уже не могло к нему хоть как-то относиться. И всё же протащил правую руку по полу, подцепил знакомый предмет, привычным, механическим движением раскрывая добротно сделанный футляр.
И вздрогнул всем телом, недоверчиво глядя на собственные отмычки. Вся уже вроде как выстроенная картина в реальности лопнула в его голове. Он подтащил футляр ближе, не веря глазам. Шпион немного распрямил спину, мышцы, затекшие от полной неподвижности, холода и напряжения отозвались пронзительной, но такой живой болью. Он двигался медленно, какими-то рывками, разворачиваясь, словно покусанный гончими ёж. И всё пытался не позволить разгореться огоньку надежды в груди. Упёрся на локоть, наконец-то сел.
- Само собой, умею.
Но в его голосе звучала совершенно другая фраза. Вопрос, на который он так отчаянно желал услышать положительный ответ, но который ему всё ещё не хватало смелости задать.

«Ты мне поверила?»

Первым на очереди, конечно же, был треклятый двимеритовый ошейник. Его создатели явно не рассчитывали, что маг, на которого его наденут, будет пытаться вскрыть его отличными профессиональными отмычками. Замок поддался без особо труда. О, как же хотелось Риенсу швырнуть этот чёртов пыточный инструмент куда подальше, но всё же он просто как можно тише положил его на солому рядом, отдёрнув руку, словно это была ядовитая змея.
Вместе с двимеритовой отравой его тело покидала противоестественная слабость, оставляя лишь вполне понятное истощение от пребывания в недружелюбном холодном подземелье. Но даже такая бодрость казалась глотком свежего воздуха для утопающего.
Следующими на очереди были кандалы на ногах. Через полминуты тяжелая цепь уже лежала рядом с ошейником, а Риенс поднимался на ноги, с видимым удовольствием потягивая одеревеневшие мышцы. Наверное, он и правда долговато копался, но вполне мог списать медлительность на свою усталость, хотя куда больше его тормозило откровенное недоверие к происходящему. Конечно, больше всего это походило на спонтанную попытку устроить побег прямо перед казнью, но сама это мысль казалась ему дикостью.

Неужели Цирилла действительно поверила ему?
Но даже если так…
Замок на решетке потребовал чуть больше времени. 
… Даже если так…
Ему всё казалось, что он упорно что-то упускает. Где-то в происходящем есть какой-то план, пусть это и противоречило воинской прямоте привычных для Цириллы действий. Куда было проще поверить, что она по какой-то причине решила его спасти, чем устроить какую-то ловушку или просто хитро поиздеваться над обреченным врагом.
Дверь камеры сдвинулась с тихим скрипом. Как же сильно отличался вышедший в коридор человек в подранной тюремной робе от того представительного, гордого мужчины, которого строил из себя Риенс ещё несколько дней назад. Похудевший и осунувшийся шпион куда больше напоминал смирившегося с судьбой бездомного, замерзавшего в придорожной канаве. Бледная с неприятным серым оттенком кожа, помутневшие от боли и отчаяния запавшие глаза в тёмных кругах, растрепанные, спутавшиеся волосы, неаккуратная многодневная щетина, широкий ожог от двимерита на шее, дрожащие руки. Можно и испугаться.

- Если это побег, - в хриплом, но уже окрепшем голосе всё ещё слышалось откровенное недоверие, - то план…, - Риенс закусил и без того практически белые губы, - …неважный. Достаточно не слишком умного, но смелого стрелка, чтобы захват заложника превратился в вынос тела. Или двух. Если нас заметят, то уже не выпустят. Единственный шанс только в незаметности. В конце соседнего коридора есть спуск в канализацию, и через неё выбраться к реке…
Риенс, до того момента таращившийся куда-то в угол, наконец-то поднял взгляд.
- Зачем тебе это нужно? Ты могла обратиться к де Ридо, я уверен, он не замешан, даже если ты убеждена, что я не причастен, моя казнь бы стала отличной наживкой, это был бы шанс взять как минимум исполнителей, а через них выйти на заказчиков.
Риенс даже не думал, что подбрасывает хорошие идеи, его слова казались ему самому чем-то простым, понятным и очевидным.       
«Нас ждут лошади».
Мысли путались, упорно не складываясь в единую картину.
- Но даже если ты… хочешь зачем-то… спасти меня…
Шпион качал головой, просто не веря в то, что у него появилась надежда, эти слова давались ему с непосильным трудом. Он боялся, что эта самая надежда может оказаться ложью, к которой он так привык. 
- Зачем бежать вместе со мной?

+2

22

Прямая спина, гордо поднятый подбородок, сложенные перед собой руки — все признаки полнейшего внешнего спокойствия, врезавшиеся в память Цири после десятков уроков и наставлений, пережитых и услышанных за последние несколько месяцев. Когда-то, годы назад, в Каэр Морхене ее тоже учили оставаться недвижимо долго, очень долго. Что тогда, что сейчас это давалось ей с огромным трудом: руки требовали действия, ноги жаждали движения, лоб все стремился наморщиться, брови — нахмурено сойтись у переносицы, а губы сами собой то поджимались в тонкую линию, то открывались вместе с тихим вздохом.
Цири ждала нетерпеливо, нарушая все вбитые в голову правила. Кто бы мог ее осудить за нарушение какого-то там этикета, когда она пыталась помочь сбежать из тюрьмы обвиненному в государственной измене? Риенс в своем положении точно не осудил бы.
Слабые отблески факелов едва освещали тот темный угол, в который он забился, чтобы провести в нем последние часы своей жизни. Даже с такого малого расстояния, чуть более сажени, сложно было рассмотреть его глаза, чтобы знать точно, что таится в его взгляде. Но в его осторожных движения Цири замечала тревогу и недоверие испуганного зверька, к которому человек протянул руку с лакомством.
Лакомством, которое она ему предлагала, была свобода.

Пока он возился с замками, она тщательно и насторожено прислушивалась. Не гремят ли шаги подкованных сапог по каменному полу, не доносятся ли издалека взволнованные голоса тех, кто решил нарушить их уединение. Но слышала только тихое позвякивание оков при каждом его движении и едва уловимый шорох отмычек в знавших свое дело руках. Грохот собственного сердца в ушах не учитывала.
Удивительно, но отмычки и правда были настоящими и рабочими, пусть их слишком великолепный, блистающий внешний вид мог говорить об обратном. А Риенс и правда умел ими пользоваться. Хоть Цири его упрекала в медлительности, он со своей задачей справился быстро. Ей бы, наверное, и часа не хватило для того, чтобы взломать все эти замки, а он управился всего за пару минут.
Цири отступила на шаг, будто давая дорогу стремящемуся к свободе человеку. На самом же деле, не смогла сдержать отвращения от мысли о том, что вряд ли он был единственным из всех содержавшихся в этой тюрьме, кому пришлось пережить нечто такое, отчего во взгляде селилась эта глубокая безнадега, а в каждом движении измученного тела сквозила просьба: пожалуйста, поскорее бы все это закончилось.
Проступок, в котором его обвиняли, — один из самых худших, которые мог совершить подданный империи, и все же даже такой преступник не заслуживал подобного. И не заслуживал того, что ожидало его завтра на площади. Наказания, призванного ужаснуть настолько, чтобы мысли о новой измене надолго схоронились в неспокойных умах. Пример ужаса, пример ответной жестокости, неотвратимо следующей за преступлением. Устрашающее наказание, должное предотвратить последующие проступки.
Цири отступила, не в силах понять, сможет ли ее государство — ее будущее государство — отказаться от подобных методов и не погрязнуть в беззаконии. Она отвратила гибель всего одного человека, но не знала, сможет ли отвратить ее для всех, не разрушив при этом вверенное ей отцовское наследие.

И сейчас этот человек стоял перед ней, излучая сомнение и недоверие.
«Если это побег? Если?!» — Цири не верила своим ушам.
Ведь что еще это могло быть? Зачем еще она приходила бы сюда одна, приносила отмычки, готовила лошадей, предлагала собственную шею подставить под нож в его руке? Какие еще цели могли бы сподвигнуть ее на такие неразумные поступки?
Риенс все меньше казался ей вызывающим жалость бедолагой и все больше — неблагодарной скотиной.
Она понимала, что ее план был далеко не так тонко продуман, как хотелось бы, но все же почувствовала себя уязвленной, недовольно скрестила на груди руки, выслушивая, как она в пух и прах разбивает все, что она спланировала. Она не считала, что в них кто-то отважится стрелять, потому что два трупа, если один из них будет принадлежать ей, станут приговором для несчастного стрелка.
И все же, предложенное Риенсом решение воспользоваться выходом в канализацию показалось ей более разумным, чем ее собственное. Если бы только ей ранее было известно об этом выходе, она бы непременно включила его в свой план. Осталось только разобраться с платьем: несчастному наряду предстояли кардинальные метаморфозы для не слишком приятного путешествия по самой старой, самой таинственной, но отнюдь не самой грязной части города.
Цири решительно подобрала подол, добыла свой всенепременный кинжал, да так и замерла, не решаясь сделать ни одного движения. Слова Риенса прозвучали для нее громом среди ясного неба. Обратиться к де Ридо? И правда, почему она об этом не подумала? И по каким причинам хотела его спасти, вместо того, чтобы использовать как наживку? И зачем хотела убежать вместе с ним, а не отпустить его одного?
Она поймала его нерешительный взгляд и сосредоточенно посмотрела ему в глаза, громко и с усилием выдохнула через нос, всем видом своим демонстрируя, что эти его вопросы были для нее очень, очень неудобными. Как и многие другие, которые он уже задавал, уподобившись малому ребенку, который с искренней наивностью спрашивает обо всем на свете, потому что не способен еще собственным умом дойти до верного умозаключения.
Ответы на эти вопросы она и сама начинала понимать только после того, как они звучали вслух. Почему? Потому что она терпеть не могла то свое состояние, ту свою жизнь, в которой все делалось по ее желанию, но не ее, а чужими руками. Она могла передать решение этой проблемы кому-то другому — тому же Ваттье де Ридо, как почти передала расследование покушения на себя Риенсу, но тогда потеряла бы шанс сделать то, к чему стремилась ее душа, — действовать.
Возможность действовать самостоятельно было ее желанным лакомством, ее свободой.

— А мог бы просто поблагодарить… — в голосе у нее звучала легкая, почти наигранная обида.
Отведя взгляд от его пытливых глаз, она натянула ткань подола так, чтобы понять, где сделать надрезы, ослабить шов и освободиться от юбки, затруднявшей предстоявшее ей путешествие. Резанула лезвием пару раз, а потом перебросила кинжал Риенсу.
— Подержи. Можешь даже помочь, но только не зарежь меня… случайно, — улыбка с долей грустной иронии на случай, если ему придет в голову зарезать ее не случайно.
Ткань затрещала в ее руке, обрываясь, оставляя за собой только вырванные осиротевшие нити. Под платье она предусмотрительно надела штаны и сапоги, но нижнюю рубашку, достававшую почти до пола, тоже необходимо было укоротить. И кинжал из беспокойных рук Риенса снова перешел к ней, а оторванные лоскуты ткани — к нему.
— Вот, держи, нельзя их здесь бросать, иначе что-то заподозрят. Пусть лучше думают, что мы… телепортировались.
Поглядев на Риенса и решив, что он, хоть и был чародеем, телепортироваться не умел, иначе уже предложил бы и этот вариант, Цири решительно зашагала по коридору в сам конец, где и увидела расположенный в полу спуск в канализацию. Оценивающе глянула на тяжелую с виду дверцу с кольцом ближе к краю, потом на своего спутника, едва державшегося на ногах, и поняла: поднимать тяжести сегодня суждено ей.
Вздохнув, ухватилась за кольцо и что есть сил потащила. Из узкого лаза, открывшегося с большим трудом и скрипом, повеяло душком, одновременно резко контрастирующим с затхлым запахом подземелья и усиляющим тошнотворное ощущение в желудке.
Цири непроизвольно сморщила нос.
«Мы еще не спустились, а я уже мечтаю о горячей ванне…»
Подхватив ближайший факел со стены, бросила его вниз, чтобы оценить высоту.  Потом уселась на край лаза, обернулась к Риенсу. Посмотрела на него со всей возможной серьезностью, которую только могла выразить.
— Что бы ты ни натворил, ты не заслуживал той участи, что была тебе уготована. А я все это делаю, так как хочу знать, чего ты заслуживаешь на самом деле.
И спрыгнула вниз.
В свете удачно упавшего и не погасшего факела Цири увидела небольшую комнатушку, перегороженную крепко запертой на замок решеткой, — точно еще одна камера для заключения. Но дальше за решеткой виднелись каменные ступени, ведущие вниз, к подземной реке, уносящей зловонные сточные воды прочь из города, чтобы выбросить их в быстрое течение Альбы.
[nick]Лара вар Эмрейс[/nick][status]была ласточкой, стала чайкой[/status][icon]https://i.imgur.com/P0UeKmj.jpg[/icon][sign]---☼---[/sign][raceah]Раса: человек[/raceah][ageah]Возраст: 21 год[/ageah][actah]Деятельность: наследница престола империи Нильфгаард[/actah][fnameah]Цирилла[/fnameah]

+2

23

Руки дрожали. Да ладно бы только руки. Мелко колотилось всё тело, ещё недавно одеревенело лежавшее на твёрдом неровном полу. Холод, сырость и напряжение сделали своё дело. Мышцы болели, суставы с трудом разгибались, по онемевшей коже бегали мурашки, и опальный шпион ощущал себя не молодым крепким мужчиной, которым ему вроде как полагалось быть, а дряхлым бродягой, давно забывшим тепло постели и вкус горячей еды. Хотя, конечно, дело было не только в физическом состоянии.
Всё же, даже через дрожь, его пальцы помнили, как обращаться с отмычками. И отмычки эти были, само собой, вовсе не бутафорными. Конечно, никто не стал бы делать такой инструмент из столь мягкого металла как золото, но вот при заказе украшений Риенс явно растерял последние остатки несуществующей скромности. Чародей совершенно не стеснялся потакать своим прихотям, включая и тягу к роскоши. Но в этот момент его бы устроил абсолютно любой инструмент, хоть пара ржавых шпилек.

Происходящее настолько походило на какую-то совершенно безумную галлюцинацию, что Риенс даже не пытался сохранять хоть какую-то бдительность, прислушиваться к шагам или думать о том, что будет, если сейчас в эту ныне почти пустующую секцию коридора заглянет любопытный стражник. Неровные камни впивались в босые стопы, сырость насквозь пропитала драное подобие одежды, которая, видимо, предназначалась только для того, чтобы прикрыть тело. Предателю не полагалось обуви, и даже одежда должна служить унижением, хотя ниже падать было уже просто некуда.
Под рукой скрипнула решетка двери. Молодой мужчина, ссутулившись, замер посереди коридора, глядя на свою камеру уже с другой стороны, через решетку, заживо похоронившую его в холодном каменном мешке. По стенам плясами тусклые отблески огней факелов. Жирная лоснящаяся крыса вынырнула из соломы и обнюхала лежавший на полу двимеритовый ошейник.

А Риенсу казалось, что это сон. Что его разум всё-таки совершил невероятную подлость и, поддавшись нестерпимой усталости, провалился в спасительное забытье. Что он в любой миг проснётся и обнаружит себя там же, вот в этом углу, где он покорно ждал своей смерти. Он проснётся от того, что на его плечах сомкнулись тяжелые закованные в металл ладони безразличных стражников, от единственного слова, которое он услышит.
«Пора».

Но он не просыпался. Даривший надежды сон не рассеивался кошмаром необратимой реальности. Даже когда молодой чародей обнаружил, что непроизвольно впивается ногтями левой руки в предплечье правой, сжимавшей футляр с отмычками. Словно надеясь, что если он причинит боль сам себе, то проснётся до того, как всё зайдёт слишком далеко.
Что же, если это всё же сон, то чертовски реалистичный, и без боя отдавать свою добычу обратно в объятия реальности он не собирался. Придётся смириться и всё же позволить искорке надежды коснуться отчаявшейся души.

Кто бы мог подумать, что у его кошмара и у его надежды будет один и тот же облик. Облик напряженной, рассерженной пепельноволосой ведьмачки, ставшей наследницей престола самой могущественной империи на Континенте. Сжимая в одной руке уже знакомый шпиону кинжал, а в другой зачем-то подол своего платья, недовольная девушка выглядела удивительно живой для сна. Удивительно настоящей. Настолько, что Риенс аккуратно попятился, не зная, для чего та решила махать острым лезвием в пустом коридоре.
Но Цирилла не торопилась. Ни отвечать на беспокоившие шпиона вопросы, ни пускать в ход свой кинжал. И её упрёк был вполне законен.
В голове Риенса всё ещё никак не выстраивалась некая логическая цепочка, которая могла бы привести к его спасению прямо перед казнью.

В горле словно засел ком, мешавший пошевелить языком и выдавить из себя достаточно воздуха, чтобы произнести хоть что-то. Замученный шпион смотрел на девушку и с трудом справлялся с осознанием, что сейчас она, именно она стала той хрупкой преградой, что отделяла его от беспощадного топора палача. И, при всех своих недостатках, во всей липкой тьме, насквозь пропитавшей его душу, он вполне разборчиво ощущал это щемящее, тёплое чувство.
Благодарность.
Боясь лишь, что она окажется преждевременной.

Предназначение кинжала оказалось настолько неожиданным, что Риенс просто бесцеремонно вытаращил глаза, глядя на то, как наследница дерзкими, уверенными движениями расправляется с платьем. Брошенное ему лезвие шпион словил исключительно интуитивно, наградив таким же шокированным взглядом ещё и внезапно вверенный ему клинок.
Зато сам Риенс, кажется, окончательно убедился в том, что происходящее не сон и сном быть не может. На подобную ситуацию ему бы точно не хватило воображения.
Шпион снова взглянул на кинжал. Цирилла спокойно отдала ему оружие и более того, с шуткой предложила помочь.
Мужчина до боли закусил губу.
Девушка ему поверила. Нет, это было нечто большее. То, от чего он несколько дней назад ночью бежал, как ужаленный, прочь из её покоев, чувство, которое буквально вынудило его громить собственный кабинет, чтобы хоть как-то справиться с эмоциями.
Она ему доверилась.
А он, стоя посереди тёмного затхлого коридора, опустив плечи и голову, глядя куда-то сквозь поблескивающий сыростью пол, поверил ей. Как же страстно он хотел, чтобы всё оказалось именно тем, чем выглядело. Надеждой на спасение, о котором он и не мог помыслить.

С помощью как-то не срослось, Риенс теребил рукоять кинжала, не в силах вырваться из пут собственных мыслей. Цирилла спокойно забрала у него оружие, и тут же водрузила ему в руки впечатляющий ком тряпья, ещё недавно бывшего дорогим платьем, сшитым, вероятно в единичном экземпляре под строго контролируемый заказ. Шпион фыркнул куда-то в тряпки, которые прижимал к груди, и глянул на девушку. Та заканчивала расправляться с сорочкой и отправила новый ком баснословно дорогих обрезков в его руки.
Только сейчас с глаз чародея наконец-то сбежала мутная пелена застывшей боли и отчаяния, а серой глубине сверкнуло какое-то подобие жизни. Он как-то неловко вздохнул, то ли разминая обретшие подвижность рёбра, то ли сокрушаясь тому, что они не могут на самом деле просто телепортироваться прочь. Да, так уж вышло, что подобного уровня чародейского мастерства он так и не достиг.
Но другим это знать было совершенно не обязательно.

То ли эта смена стражи была особенно ленива, то ли те самые стражники не видели никакого смысла напрягаться и проверять в этих катакомбах единственного приговорённого к смерти заключенного, но за всё время их не слишком организованного побега признаки жизни подавали лишь изредка шаставшие по коридору крысы, хотя не было ясно что и они тут забыли.

Уверенности Цириллы можно было только позавидовать. Из темноты лаза тянуло так, что ни у кого даже не могло закрасться сомнения о том, что они нашли именно вход в канализацию. Но ни запах, ни вид отверстия в полу не вынудил наследницу остановиться. Темноту рассеял факел, судя по его отблескам, там было неглубоко. Риенс подошёл поближе, но замер, когда приготовившаяся к прыжку девушка обернулась. Дыхание перехватило, и дело было вовсе не в запахе.
Он не знал, чего он заслуживает. Никогда об этом не задумывался. Никогда не думал, что об этом задумается кто-то ещё. То есть именно задумается, а не сделает выбор между «извлечь пользу» и «убить».

Риенс аккуратно сбросил вниз обрезки ткани, следя, чтобы они упали сбоку, не потушив факел. Несколько секунд покрутился около лаза и повторил движение Цириллы, сев на край, но тут же развернулся, каким-то немыслимым усилием схватился за крышку люка и постарался одновременно и не хлопнуть слишком громко, и не придавить собственные пальцы. Лаз открытым оставлять было нельзя, иначе их идея с исчезновением просуществует ровно до того момента, пока стражники не найдут открытый проход в канализацию, что произойдёт весьма быстро. А им нужна была фора, хотя бы пару часов до того момента, когда наступит рассвет и за ним придут. Чтобы обнаружить пустую камеру. С этой злорадной мыслью Риенс мешком картошки свалился в лаз, тихо надеясь, чтобы упав с высоты буквально пары метров ничего себе не сломает. Мысль о том, что пустую камеру найдут чуточку раньше, когда вошедшая через дверь наследница из неё не выйдет, посетила его как-то не сразу.

К счастью, приземление было относительно удачным. Наверное, на коленях будут синяки, но на такие косметические мелочи беглому шпиону было плевать. Он медленно, покачиваясь от слабости и головокружения, поднялся на ноги и осмотрелся. Крошечная комнатушка, вполне предусмотрительно отгороженная от общего тоннеля решеткой. Риенс поджал губы и вытащил из кучи тряпок свой футляр с отмычками. А затем, снова глянув на решетку и то, что открывалось за ней, сел прямо на пол, взял один из обрывков сорочки, разорвал и торопливо намотал на ногу. Со второй ногой он поступил так же. Ему чертовски опостылело бродить босиком, чувствуя каждый встречный камешек, и думая на что же он наступил вот на этот раз. Оставалось только надеяться, что того, кто шил эту сорочку из лучших тканей, которые могла себе позволить империя, сейчас удар не хватил. Зато насколько легче стало идти. Кто бы мог подумать, что его когда-нибудь будут радовать такие мелочи.   

Отсыревший, ржавый замок на решетке поддался без проблем. Зажав подмышкой остатки ткани, Риенс толкнул дверь и осторожно встал на первые ступени. А затем замер и обернулся. Непривычно долго молчавший шпион наконец-то подал голос.
- Я жив только благодаря тебе. Уже второй раз.
Как же невероятно тяжело ему было признаваться в чём-то подобном. Тоскливо. Больно. Унизительно. Он ощущал, как вместе с этими словами его спирает покорность. Но кого он пытался обмануть. Как и тогда на льду, сейчас он был слаб, жалок и практически беспомощен, и попытаться придать себе уверенный, достойный вид означало лишь изображать неумелую карикатуру на самого себя. Это осознание давило, стискивало, терзало привычную гордость, заставляя ту забиваться в угол, оставляя мужчину один на один с его бессилием. С надеждой на другого человека.

И всё-таки это была надежда. Там внизу неухоженной лестницы, вдоль зловонного потока, даже въедливый запах которого, казалось, тоже был частью свободы.
Меньше часа назад он не мог позволить себе такой роскоши. Он надеялся, он жил, он пусть и не твёрдо, но всё же стоял на ногах, и его не сковывали цепи, беспощадно обрекая на не им выбранную жестокую участь.
- Спасибо.
Если бы только кто-нибудь знал как это тяжело – справляться с чувствами, о которых ты почти ничего нее знаешь. Достаточно ли было этого хиленького «спасибо» за надежду?

+3

24

Долго ждать Риенса не пришлось: сбросив вперед себя доверенные ему обрезки ткани, он спрыгнул, весьма неловко и шумно, отчего Цири только головой покачала. Но повод одобрительно хмыкнуть у нее тоже появился — прежде чем распрощаться с тюремным коридором, беглец догадался закрыть за собой дверцу лаза. И это была поистине хорошая мысль, самой ей в голову не пришедшая.
Само собой подразумевалось, что оставаться здесь неразумно и стоит двигаться дальше. Цири подняла с пола факел, собираясь лучше осветить замок на двери, преграждающей им путь к смрадной реке и желанной свободе, но Риенс, вместо того, чтобы вооружиться своими ошеломительно безвкусными отмычками и снова проявить мастерство взломщика, уселся на пол. И принялся наматывать на ноги лоскуты тончайшего шелка, бывшие раньше частью ее сорочки, будто это были простые онучи.
«И что это он делает?!»
Сначала в ее сознании вспыхнуло недоумение, потом к нему добавились злость и своеобразная ревность. Это ведь были остатки ее наряда, который она, самолично искромсав, принесла в жертву удобства ради. Это была ее собственность, и право решать, что с не делать, принадлежало только ей.
Цири готова была капризно топнуть ногой, бросить какую-то едкую фразу, чтобы высказать Риенсу свое недовольство, но все это было бы так по-детски и так наивно! У нее ведь на самом деле почти ничего своего не было. Даже изувеченное платье, даже кинжал, которым она его резала, принадлежали империи. Не говоря уж о том, что ее собственная жизнь тоже должна была принадлежать этой суровой и требовательной хозяйке.
И она осталась недвижимой, промолчала, сдержав рвущиеся с языка слова. В конце концов, эти обрывки ткани не имели для нее ровным счетом никакой ценности и ничем не могли оказаться полезны — наверняка даже горели плохо! А вот Риенсу оказались нужны.
Его сообразительность достойна была восхищения — сама Цири не догадалась бы ни сделать нечто подобное с тканью, ни закрыть за собой лаз. А ведь это не ей довелось несколько дней просидеть закованной в двимерит, в холодном и затхлом каменном мешке, пройти ряд допросов и, вероятно, пыток, а потом только ожидать своей смерти.
Риенс ее поражал этой способностью мигом собрать свой дивный разум из осколков, разбросанных безнадегой, и тут же применить его по назначению. Нет, совершенно не стоило сомневаться в том, что свою должность шефа имперской разведки он занял заслужено.  Может быть, не стоило сомневаться и в том, что именно он тот, кто поможет ей разобраться со всеми этим заговорами, покушениями и интригами.
Если только он и правда никак в них не был замешан.

Слегка коптящий факел — их единственный источник света — мелко подрагивал в ее руке, пока она, опершись спиной о решетку, стояла рядом с дверью и наблюдала, как позолоченные отмычки в руках шпиона безоговорочно побеждают очередную преграду на их пути на волю, на долгожданный, но еще такой далекий свежий воздух. Была в этом какая-то непонятная магия, свое особое волшебство — чародеи могли одним движений руки отпереть почти любой замок, но то же самое могли и совсем магически неодаренные взломщики.
Дверь отворилась.
«Я жив только благодаря тебе. Уже второй раз».
Цири молча пропустила Риенса вперед.
И правда, уже во второй раз она не допускала его смерти. Но тогда это был ее осознанный выбор не убивать. Сейчас же — выбор предотвратить убийство.
Слова благодарности, прозвучавшие так, будто произнесение их причиняло настоящую боль, казались настолько искренними, что Цири почувствовала стыд. Ведь совсем недавно она шутливо и немного обижено требовала этой благодарности, а получив ее, ощутила, что за ней скрывается что-то глубокое и затаенное. Что-то, что извлекать на поверхность силой никто не имел права.
Отвечать она не стала, просто прошла следом, остановилась только на самых нижних ступенях лестницы. У ее ног подземная река медленно проносила свои наполненные нечистотами воды. В свете факела сложно было понять, насколько глубок этот грязный поток: по колено, по пояс или даже по грудь? От мысли о том, что придется плыть среди мерзостных, извергнутых городом результатов праздного существования его жителей, вызвала тошноту.

Цири обернулась. Им стоило поторопиться, но нежелание погружаться во все это, не стыдно сказать и даже не соврать, говно.
— Это ты хорошо придумал, — похвалила она, кивая на ноги Риенса, — только вряд ли это тебя спасет от «купания».
Оглянувшись через плечо на смердящую реку, едва заметно вздохнула. Ее тоже ничто не могло спасти от погружения. Потом посмотрела на остатки ткани, которые Риенс все еще держал при себе. Удивительно, но он выполнял то, что она велела: забрать доказательства, чтобы не оставлять следов, и не думал нарушать указание, хоть в его выполнении уже не было смысла. Закрытый лаз должен был достаточно озадачить преследователей, а взломанная дверь решетки, выводившая в канализация, не оставила бы сомнений в том, куда они делись. Но Цири надеялась, что ее пожелание «попрощаться наедине» вкупе с теми дурацкими, но так вовремя распространившимися слухами, удержат стражу от вмешательства в их «свидание» до утра.
— Ткань, наверное, можно уже выбросить, — подсказала она. — Сама уплывет по течению. Лучше возьми это.
И, передав ему факел, обернулась навстречу их общему испытанию.
Морща нос, медленно спустилась по тем ступеням, которые были уже погружены в воду. Сапоги хорошо держались ровно до того момента, пока уровень не достиг верхнего края голенища. Потом уже было все равно.
Осторожно прощупывая каждый шаг, перешла поток поперек, почти что вброд, и определила, что посередине река была глубже и доходила ей значительно выше пояса, а по краям, у стен — до середины бедра. Дно же было равномерно выстлано камнем, кое-где скользким от каких-то накоплений, о природе которых думать ей не хотелось.
Как и о том, что будет, если поскользнуться на них и с головой плюхнуться в водянистую жижу.
Дальше пошла по краю этого своеобразного желоба, придерживаясь левой стены. Хотелось верить, что заблудиться здесь невозможно, ведь если поразмыслить, то течение должно непременно вывести к выходу. И оставалось надеяться, что поток не ведет в тупик в виде какого-то коллектора.
— Не знаю, водится ли что в этой канализации, — Цири встревоженно и внимательно всматривалась в движение теней, отбрасываемых факелом на неспокойную поверхность воды, — но если нам крупно «повезет» и мы встретим какого-то риггера или иную тварь… — хотелось сказать «кричи и беги», но это был бы худший совет, который она могла дать, — тыкай ей факелом в рожу, а потом убирайся с пути. Я разберусь.
«С одним кинжалом в руке и едва стоящим на ногах шпионом за спиной, но разберусь».
[nick]Лара вар Эмрейс[/nick][status]была ласточкой, стала чайкой[/status][icon]https://i.imgur.com/P0UeKmj.jpg[/icon][sign]---☼---[/sign][raceah]Раса: человек[/raceah][ageah]Возраст: 21 год[/ageah][actah]Деятельность: наследница престола империи Нильфгаард[/actah][fnameah]Цирилла[/fnameah]

+3

25

Ещё час назад, свернувшись в самом тёмному углу своей камеры, бывший шеф разведки и подумать не мог, что хотя бы что-то в его мире может измениться. Что его может ждать не только жестокая смерть.
Риенс отлично понимал – он ничего не мог сделать. Не мог оказать достойного сопротивления и вынудить охранников убить непокорного преступника. У него не было ни единого шанса на побег. Скованный двимеритом, кандалами и болью, он мог только ждать и в очередной раз убеждаться в том, что нет ничего страшнее ожидания. Ожидания неизбежного. Беспомощность угнетала, пожирала, обволакивала непередаваемым отчаянием. Что может быть страшнее, что оказаться целиком и полностью во власти неумолимой и бесчувственной силы, ощутить себя просто вещью в беспощадной системе.
Да, тогда, в камере он сдался. Сдался отчаянию и одиночеству, пониманию собственного бессилия. Он не смирился с необратимой судьбой, но отбросил всякую надежду. У него не было ни одной причины надеяться.

И помощь пришла откуда он совершенно не ждал. Риенс схватился за шанс, как утопающий за соломинку, как за последнюю ниточку, державшую его над пропастью. Цирилла дала ему надежду, но сложно сказать понимала ли она сама как это много для совершенно отчаявшегося человека. И бывший шпион не собирался упускать эту ниточку, был готов выжать всё из тёплого огонька в своей груди, согревавшего измученного человека и дававшего силы идти дальше, хотя, казалось бы, откуда этим силам вообще браться в истощенном физическими и моральными мучениями теле. Он думал, и думал быстро, принимая решения, стряхивая оцепенение с разума, стараясь игнорировать дрожь и боль. В эти мгновения, спускаясь по грязным, влажным ступеням канализационного тоннеля, он не чувствовал себя один на один со всем миром.

Цирилла не ответила на его слова благодарности, и это было к лучшему. Если бы она что-то сказала и уж тем более спросила, он бы точно не справился. Не придумал, что такого он мог бы ещё сказать человеку, который по факту спас его жизнь, практически стащив с эшафота. Нет, он не знал, категорически не знал, что говорить и что делать. Он не понимал всей этой ситуации. Не понимал, для чего люди поступают вот так, рискуют собой, подвергают себя испытаниям, чтобы оказать помощь тому, чьё спасение не несло, как ему казалось, никакой выгоды.
«Хочу знать, чего ты заслуживаешь на самом деле».
Риенс всё ещё крутил эту фразу в голове, пытаясь найти второе дно, понять какую выгоду Цирилла может извлечь из его побега. И ничего не приходило в голову. Или же он искренне хотел, чтобы его спасли? Чтобы кому-то было не плевать - умрёт он или останется жив? Иногда он умудрялся быть удивительно наивен, хоть и сам этого не замечал. И в той же наивности не замечал, что, боясь показать себя человеком со своими слабостями, эти слабость прятать совершенно не умел.

Мягкий дорогой шелк быстро промокал на каждом шаге, и всё же ступать стало гораздо приятнее, нежели босиком, когда нагая беззащитная стопа ощущает каждый камешек и каждую щербинку неровной кладки. Вот только вряд ли это хоть что-то даст, когда дело дойдёт до следующей преграды.
Риенс, поджав губы, смотрел на грязный поток у его ног. 
Да, Цирилла была полностью права. В этом «купании» он мог себе намотать на ноги всё, что угодно - с абсолютно одинаковым результатом.
Тёмная в свете факела подземная река медленно несла прочь от города все лишнее – нечистоты, помои, грязь, дождевую воду и даже мусор, что смывало в канализацию. Выглядело отвратительно. Пахло ещё хуже.
Риенс бросил в поток ставшие ненужными обрезки ткани и, глядя, как они бесследно исчезают в мутном потоке, взял у Цириллы факел.

Первый шаг дался с особым трудом. От прикосновения прохладной грязной субстанции, которую и водой то сложно было назвать, по телу побежали мурашки.
Какие ещё унижения ему придётся ещё вынести?   
Но бывший шеф разведки упорно шёл вперед, в треклятый зловонный поток. Между гордостью и жизнью, он, не задумываясь, выберет второе. Тем более, что о той самой гордости ему пришлось забыть ещё пару дней назад, когда из него выбивали лживое признание, надели двимеритовый ошейшик, заперли в каменном мешке и приговорили к жестокой смерти.
Тёмная жижа поднялась по колено, затем выше пояса. Осталось только для полного счастья искупаться в этой дряни в полный рост. Ноги то и дело норовили скользнуть на чём-то, о чём и думать не хотелось, какие-то твердые предметы, в лучшем случае ветки и тряпки, сталкивались с телом. Риенс удрученно брёл следом за Цири, стараясь держать факел повыше.
- Здесь может водиться что-то кроме говна?!
Наверное, следовало бы не выражаться так и при девушке, и уж тем более при наследнице, но мысль о том, что в этой грязной дряни что-то может быть, была какой-то нездоровой. Что такое риггер? Что он может тут есть? Вряд ли неудачливых путешественников. Ну не то самое говно же?!
«О боги…»
Вот только как не странно, «я разберусь», брошенной Цириллой, внушало уверенность. Риенс почему-то не сомневался – она разберется. С той памятной резни на Тарн Мира он больше не видел в ней княжну и беспомощную девку. Не мог видеть.

К их обоюдному счастью, поток вывел двух беглецов небольшой речке, в которую благополучно сливались нечистоты. Бодрая речушка подхватывала всю порожденную жизнью огромного города грязь и несла вниз по течению, к широкому руслу Альбы. Каменное дно канализационного тоннеля сменилось мягким илом и песком, создававшим ощущение неприятной неустойчивости. Наверное, стоило порадоваться, что они благополучно выбрались из треклятой канализации, так и не встретив никакого, как там говорила Цирилла, риггера? Но чувство радости что-то никак не хотело посещать беглеца. Осмотревшись в предутренней тишине по сторонам, Риенс побрёл вверх по течению речки, направляясь с заросшему низкой травой берегу. К счастью, рассветное небо уже посветлело настолько, чтобы более-менее сносно ориентироваться в сумеречном окружении.
Интересно, за ним пришли бы сейчас или дождались восхода солнца?

- Ай!
На самом деле Риенсу хотелось крикнуть гораздо громче и высказать куда больше, когда под его ногой скользнуло чьё-то длинное чешуйчатое тело, а в голень немного ниже колена прямо сквозь подранные тонкие штаны вонзилось что-то тонкое и острое. Шпион чуть не выронил факел и шарахнулся на пару шагов в сторону, к счастью, вода тут доходила едва до середины бедра. В тусклом свете факела, сверкнув жёлтыми «ушками», вынырнул и, извиваясь, бодро поплыл в направлении прибрежных камышей рассерженный таким бесцеремонным вмешательством в подводную охоту уж. Шпион мог только смотреть, как удаляется его обидчик. Может быть, стоило попробовать тыкнуть ему в морду факелом, но момент уже был безнадежно упущен.   

Вот только Риенс в змеях не разбирался совершенно, зная только, что они бывают разных цветов и размеров, но ни от одной из них добра ждать не приходилось. Кое-как добредя до берега, молодой чародей бросил на сухой песок факел, а затем рухнул неподалеку, подтянул к себе пострадавшую ногу, приподнял на штанину, осматривая рану. Из четырех крошечных точечек проступала кровь, смешиваясь с речной водой. Голова кружилась, в ушах шумело, дышать становилось всё тяжелее. И трудно сказать, что стало причиной – нервное напряжение, усталость и истощение, или же яд чертовой скользкой твари, на которую его так угораздило наступить.

Бывший шеф разведки с каким-то непонятным выражением лица бегло взглянул на Цириллу и, тихо застонав, опустился в траву, стараясь лечь на спину. Его мелко трясло. Мысли путались словно в каком-то тумане, в голове было удивительно пусто. Кажется, усталость сегодняшнего дня первый раз сыграла на его стороне - сил чтобы удариться в панику не было. 
Что теперь? Он умрёт? Так хотя бы не на площади перед толпой, а на берегу притока Альбы, в тишине близящегося утра. Он не один. И он свободен. Разве он мог мечтать о свободе ещё пару часов назад? Шею не сковывает тяжелый двимеритовый ошейник, только болит широкий ожог, печёт, режет кожу. Странные мысли.
Даже если нет, похоже, его решили покинуть последние силы. На что он рассчитывал? Как будто его побег что-то изменил. Он так и остался приговоренным к смерти предателем.
Риенс искал глазами свою спутницу, но с бледных губ не сорвалось ни слова. Да и он не знал что сказать.
Ему просто было страшно и холодно.

Отредактировано Риенс (09.08.20 16:56)

+2

26

Им крупно повезло: тоннель вел их до самого выхода прямо, не разветвляясь и не сворачивая, и даже ни разу не завел в тупик. По пути им не встретилось ни одного чудовища, и никто не поскользнулся и не упал в мутную вонючую воду. Когда прохладный ночной ветерок наконец-то овеял лицо Цири, она вздохнула с едва сдерживаемым облегчением. У выхода из канализации все еще смердело почти так же, как и внутри, но свежий воздух чувствовался так ярко, так бодрил и придавал новых сил.
За их спинами возвышался город, укрытый в мощной скорлупе своих каменных стен. Те самые золотые башни, давшие ему громогласное название, в смутном утреннем свете казались совсем блеклыми и серыми. Не способными ни впечатлить, ни напугать, ни удержать беглецов. Ни поведать кому-либо то, что видели своими собственными слепыми глазами окон, как приговоренный к казни шпион и своенравная наследница бредут по колено в сточных водах.
Небо светлело, предвещая близость рассвета. Их — то есть, в первую очередь Риенса — должны были уже хватиться. Может быть, хватились и даже пустились на поиски. Как много времени потребуется преследователям, чтобы понять, что они ушли через канализацию? А сколько займет то путешествие, которое они осторожным шагом и придерживаясь стены проделали по тоннелю? По всему выходило, что не так уж и много. Стоило поторопиться.
Цири добыла из-за пазухи старый потертый браслет, одну из немногих вещиц, которые оставила при себе, когда прощалась с былой жизнью. Она могла избавиться от медальона и даже от Ласточки, как бы ни были ей дороги связанные с ними воспоминания. Но никогда не смогла бы предать Кэльпи. Вороная кобылка вот уже несколько лет была ее верной и, казалось, нестареющей спутницей, а тот браслет — надежным способом призвать ее, где бы та ни была.
Поблеклые стеклянные бусины, когда-то сверкавшие чуть ли не вровень с драгоценными каменьями, привычно согревали поглаживавшие их пальцы. Цири не знала, сколько времени понадобится лошадке, чтобы отыскать хозяйку, но была твердо уверена, что та отыщет, и что ни одна из ставших на ее пути преград не сможет ее остановить.

Вскрик Риенса тревожно ворвался в окружающую сонную тишину. Цири поняла, насколько сильно потерялась в своих мыслях, отстав от спутника. Тут же поспешила к нему, убеждая себя, что причин для волнения нет: вокруг все еще было безлюдно, шпион крепко держался на ногах, судя по виду не будучи раненым, и пробирался к берегу. Может быть, он всего лишь оступился и чертыхнулся. Или же ему привиделось что-то в неясном предрассветном полумраке. 
Медленное течение речушки будто подгоняло шагать быстрее, подзуживало бодро преодолевать сопротивление хватавшей за ноги воды. По примеру Риенса Цири свернула на мелководье и выбралась на берег, а потом уже свободным шагом поторопилась к нему. Он распластался на земле с таким видом, будто только что встретил свою смерть. Пожалуй, так оно и было, вот только смерть его осталась за решеткой опустевшей камеры и могла нагнать его разве что в лице пущенного на поиски отряда.
— Что случилось? — Цири опустилась рядом с ним на колени. — Нам нельзя пока отдыхать, соберись…
Она хотела взять его за руку, чтобы помочь подняться или даже силой заставить встать, побороть бившую его дрожь, собраться с силами и двинуться дальше. Не время было ему раскисать и поддаваться усталости. Его состояние было понятно ей: после всего пережитого, оказавшись на воле, он наверняка не смог совладать со своими переживания. И она тоже устала, вымоталась, тоже хотела растянуться на траве, отдохнуть хоть немного. Но им правда нельзя было мешкать.

— Что это?
Внимание ее привлекла закатанная почти до колена штанина тюремной робы и едва приметные следы крови. Она потянула ткань выше. Все еще кровоточившие мелкие точки больше всего походили на змеиный укус. Насколько Цири было известно, в этих краях особо опасных змей не водилось. Но обыкновенные гадюки вполне себе могли здесь обитать.
«Что ж, — подумала она, успокаивая себя, — он все еще жив».
А раз уж он был жив, значит, та змея и правда не была смертельно опасной. И даже если это была гадюка, то взрослому мужчине нечего было бояться ее яда. Его могло ждать несколько дней недуги и слабости, но ничего смертельного. Если только в ближайшее время он не станет жертвой аллергической реакции и вызванного ею удушья.
Осталось убедить во всем этом и успокоить самого Риенса. Об удушье, само собой, умолчав.
— Согни ногу в колене, — приказала она, подталкивая его голень, — а потом разогни. Потом повтори несколько раз. Давай же, надо разогнать кровь.
Если в кровь действительно попал яд, то избавиться от него можно только естественным способом — силами собственного тела, ведь лекарств под рукой у них не было. Лучше всего было бы, если бы Риенс смог подвергнуть свое тело нагрузке, но Цири сомневалась, что он в своем бледном бессилии сумеет хотя бы подняться на ноги. Стоило также дать ему напиться жидкости, но она решила, что не рискнет черпать из речушки, только-только принявшей в свои воды канализационные стоки. От такого питья вреда могло оказаться намного больше, чем пользы.
— Не вздумай умирать, Риенс, — она сердито хлопнула его по колену, — не для того я тебя вытаскивала из тюрьмы и вместе с тобой ползла по смердящей канализации, чтобы ты поддался укусу какой-то змеюки.

Серый сумрак вокруг незаметно рассеивался, солнце лениво выползало из-за горизонта. В любой другой день Цири, возможно, с радостью забралась бы не одну из городских башен, чтобы полюбоваться рассветом. Но сегодня красоты природы не заботили ее. Она с тревогой напрягала слух, пока наконец среди плеска реки, шуршания камыша и безнадежно тяжелого сопения Риенса не уловила знакомое ржание.
Кэльпи, вырвавшаяся из каменной ловушки города, примчалась на зов хозяйки. Цири вскочила на ноги, побежала навстречу своей вороной. На всякий случай окинула взглядом полосу кустарника, из которого та появилась: нет ли погони и не бежит ли следом вторая приготовленная лошадка. Никого больше не было.
— Молодец, девочка, — Цири погладила разгоряченную шею Кэльпи.
Ей удалось не только прийти на зов, но и сохранить всю свою поклажу. Жаль, что часть вещей досталась второй лошади.
Добыв из седельных сумок флягу с водой, Цири еще немного покопалась, делая вид, будто что-то подмешивает, а потом вернулась к Риенсу.
— Держи, выпей это, — подала ему флягу. — Не обязательно все залпом, но сколько сможешь. Должно помочь. А потом поднимайся, нам уже давно пора убираться отсюда.
Никакого волшебного средства в предложенной Риенсу воде не было, но Цири надеялась, что он поверит и взбодрится. Она ведь вряд ли сумела бы самостоятельно затащить его в седло. В том, что он не умрет от укуса, она уже была уверена. А вот шанс все же попасть на плаху у него по-прежнему был.
Она собиралась пустить Кэльпи по воде, чтобы сбить со следа преследователей, если они станут использовать собак. Забраться по течению подальше, может быть, добраться даже до чистой воды, и уже там устроить привал. Смыть с себя наконец-то канализационную вонь, отдохнуть и собраться с мыслями.
[nick]Лара вар Эмрейс[/nick][status]была ласточкой, стала чайкой[/status][icon]https://i.imgur.com/P0UeKmj.jpg[/icon][sign]---☼---[/sign][raceah]Раса: человек[/raceah][ageah]Возраст: 21 год[/ageah][actah]Деятельность: наследница престола империи Нильфгаард[/actah][fnameah]Цирилла[/fnameah]

+2

27

Что случилось?
Стоило ответить что-то вроде «меня укусила змея». Казалось бы, такое вполне может случиться с любым невнимательным и не слишком везучим человеком, опрометчиво не смотрящим под ноги, хотя чего там можно было увидеть в тёмно-синей воде, отражавшей предрассветное небо. Но после всего, что с ним случилось за эти дни, подобный поворот событий казался Риенсу настолько нелепым, что у него язык не поворачивался пожаловаться ещё и на подлость со стороны агрессивного пресмыкающегося.

Цирилла была права. Отдыхать нельзя. Приближался рассвет. Вполне вероятно в этот самый момент на площадь уже начинали стекаться первые зрители, а палачи последний раз проверяли свои инструменты. И охрана уже обнаружила не только пустую камеру особо опасного преступника, но и бесследно исчезнувшую наследницу престола. Какая должно быть, поднимается сейчас во дворце неразбериха! Она вполне может сыграть им на руку, выиграть лишние полчаса, прежде чем не знающие как прикрыть свою задницу командиры, не веря свои глазам, прочешут вдоль и поперек всю тюрьму, а только затем начнут спешно собирать отряды для преследования.

Да, отдыхать не время. Но вроде и не отдыхать прилёг, а вполне допускал вероятность своей скоропостижной смерти от змеиного яда. Тело дрожало от холода и слабости, каждый вдох давался с трудом, и всё же он дышал глубоко и относительно свободно. Даже легче, чем во все эти мучительные дни в своей мрачной камере.
Риенс всё ещё искал подходящие слова, чтобы описать происходящее, хоть они и в упор не клеились во что-то, достойное хоть и беглого, но шефа секретной службы, когда Цирилла сама заметила причину его внезапного приступа уныния.
- Так… случилось… - Промямлил в попытке оправдаться лежащий человек.
Очень достойно. Хотелось закрыть лицо ладонями, но поднять руки не было сил.
Бывшему шпиону было погано. Очень погано. В первую очередь потому, что перед гордой ведьмачкой, которую не способно было смутить даже путешествие по канализации, не в силах даже сесть лежал на траве не опытный шпион, а грязный, одетый в драную тюремную робу беспомощный беглец, который решил немного поумирать.

К слову, сложно сказать, что там была за змея, но смерть пока совершенно не торопилась. Ему даже не становилось хуже. Только ныла на месте укуса раненая нога.
Цирилла, похоже, не прониклась всем драматизмом ситуации и теперь требовала, чтобы он двигал укушенной ногой. Зачем? Но Риенс спорить не стал, покорно поджал под себя ногу, затем распрямил, повторил несколько раз. В безнадежном мраке тёмных глаз сверкнул огонёк любопытства. Может быть, для него ещё не всё потеряно? По крайней мере, Цирилла не спешила ставить на нём крест и не уходила.
- Я постараюсь. – Наивно обещать такие вещи. И всё же и правда, не для того они так рисковали, пробираясь через канализацию, не для того Цирилла устроила этот невероятно дерзкий побег, чтобы он тихо помер в камышах от того, что наступил на треклятую змею.

Немного приободрившись, бывший глава разведки собрал волю в кулак и перевернулся на бок. Он не понимал только - чего они ждут. Того, что он наберется сил и сможет продолжить путь? Да ему чтобы набраться тех самых сил надо с неделю хорошего отдыха, причем желательно, чтобы это был беспробудный сон в тёплой постели. Какие забавные и наивные мечты. Даже если он переживёт и этот день, спокойный сон и тёплую постель он не увидит ещё долго. Очень долго. В том, что это «долго» может означать «никогда» он даже не хотел признаваться. А ведь пока у него всё это было, он совершенно всё это не ценил. Воспринимал как должное. Порой даже находил причины повозмущаться недостаточным комфортом или не должным образом приготовленной едой.
Чтобы отвлечься от этих досадных мыслей, Риенс с тяжелым вздохом поднялся на локте, наконец-то оторвав голову от травы. И услышал бодрое конское ржание.
Лошадь?
Здесь?

Не просто лошадь. Из кустов показалась роскошная вороная кобылка. Риенс её помнил. Именно на ней почти пять лет назад Цирилла убегала от их отряда, уже тогда удивительное животное поразило некоторых бойцов Скеллена, кто-то даже заявил, что кобылка стоит золота по своему весу, а коронер обещал отдать зверя тому, кто схватит беглянку. Тогда Риенс особо на вороную внимания не обратил, ну лошадь и лошадь. Ускользавшая прямо из их рук драгоценная добыча волновала его гораздо больше, как и почти удачные попытки не дать девчонке уйти, попросту убив её. За тот брошенный Скелленом орион он чуть не придушил коронера своими руками, мысленно, конечно же. Но мысль о том, что вместо живой добычи Вильгефорцу придётся предъявить хладный труп, ввергала в ужас. Вряд ли великий маг стал бы выяснять, как это случилось и кто виноват в подобном недоразумении.

И только теперь он понял – животное и правда было удивительным. Иначе как ещё объяснить то, что кобылка нашла их тут, за границей города, у какой-то дикой речки. Цирилла встретила свою верную спутницу с горячим восторгом. Даже Риенс умудрился сесть, чтобы лучше рассмотреть происходящее. Сейчас чудесная кобылка могла спасти уже две жизни.
Повозившись у седельных сумок, девушка протянула бывшему шпиону флягу с водой, тот благодарно кивнул в ответ. Он не знал содержит ли вода какое-то чудодейственное ведьмачье зелье и спасет ли это его от яда, но своей спутнице поверил. Молодой мужчина пил жадно, большими глотками, не жалея воды, раз уж Цирилла предложила ему не ограничивать себя. После тухлой застоявшейся воды, которой скупо поили в тюремным казематах, жидкость во фляге казалась ему потрясающе вкусной, и сложно было сказать - дело в самой воде или в каких-то добавках.
Напившись вдоволь, чародей почувствовал себя гораздо лучше, он протянул флягу обратно, даже смог подняться ноги и подойти к лошади. В том, что кобылка без труда выдержит двоих, он даже не сомневался.

Дорога показалась уставшему бывшему шпиону невыносимо долгой. Солнце уже поднялось над горизонтом, разогнало длинные рассветные тени и полностью высушило утреннюю росу, а вороная стойко брела вверх в потоке воды, не сбавляя темпа и не выдавая усталости. Риенс болтался в седле, стараясь не цепляться за, что не положено, при этом кое-как держа равновесие и вполне успешно пытаясь не свалиться с лошади. То ли ведьмачье зелье действовало, то ли змея оказалась не столь ядовита, как он от неё ожидал, но молодой чародей всё ещё был жив, и даже не ощущал особого ухудшения самочувствия, хотя прислушивался к себе очень внимательно. Ничего из того, что не сделали с ним долгие дни в тёмном каменном мешке.

Когда они наконец-то нашли достаточно укромное место для привала – среди густой тени деревьев, скрытую кустами заводь, где течение реки практически успокаивалось – солнце поднялось уже достаточно высоко. С долей злорадства бывший глава разведки думал о том переполохе, который творился в столице. Сорванная казнь изменника, исчезнувшая наследница. Кому-то крепко достанется, и это его ничуть не расстраивало. В ином случае этот кто-то любовался бы на жестокую казнь врага Империи. Погони тоже не виделось. Как бы то ни было – они сбили преследователей со следа.
Как только вороная остановилась, Риенс мешком соскользнул с её спины, грузно приземлился, не удержался на ногах и рухнул на четвереньки, справляясь с сердцебиением.

Природа вокруг дышала спокойствием и умиротворением, невольно унимая беспокойство человека. Словно тут, на берегу реки, среди прохладной тени и густых кустов он был в безопасности.
Ложное чувство. Где бы он не оказался, безопасность станет непозволительной роскошью.
Он – беглый предатель, совершивший самое страшное преступление по меркам Нильфгаарда, преступление в котором он вполне благополучно сознался. Если его прошлый приговор пятилетней давности был куда больше преступлением его хозяина, тянул на некомпетентность, а не на предательство, да и за рамки секретной службы не вышел, то теперь всё было публично и официально.
Цирилла спасла его жизнь этой ночью, не просто спасла жизнь, вытащила беспомощного обреченного человека буквально с плахи, из цепких рук палачей. Но, по сути, были лишь временные меры. Он всё ещё оставался приговоренным к смерти предателем, просто теперь – беглым. За ним будут охотиться, его бывшие подчиненные и коллеги будут травить его как зверя, за его голову назначат большую награду. Его будут гнать, а ему останется только убегать. Но куда? В пустыню Корат, а затем ещё дальше, в Зерриканию или Хакланд? Или наоборот, попытаться прорваться обратно на Север, может быть даже на Скеллиге, кто там считает пиратов и путешественников? Но сможет ли он пережить такой путь? Эти дороги не всегда были по силам даже подготовленным бывалым путникам.
Но как будто у него выбор.

Риенс сидел у самого края воды, безотрывно глядя на практически неподвижную прозрачную гладь. В отличие от места, где они выбрались из канализации, здесь вода была кристально чистой, не загаженной жизнью огромного города.
Он собирался бежать, будучи практически голым. Из одежды только перепачканная в грязи и кое-чём похуже рваная тюремная роба, портянки из дорогой сорочки на ногах. Ни достойной экипировки, ни одного флорена, ни сумки, ни даже хоть какого-то подобия оружия. А он собирался бежать через Корат. С такими идеями легче сразу повеситься на ближайшем суку, лучше, чем сдохнуть по пути от жары или жвал гигаскопиона. Если он вообще доберется до пустыни. Хотя ему даже вешаться было не на чем.
Бывший шпион поморщился собственным мыслям, по коже пробежали противные мурашки. Само собой, он не собирался делать подобные глупости и так бездарно тратить свой, возможно, последний шанс.

Сможет ли он уговорить Цириллу сделать для него ещё одно одолжение и помочь добыть хоть какое-то снаряжение и минимальную сумму для дороги? Взамен он мог пообещать навсегда исчезнуть из её жизни. Правда, один раз он такое же обещание уже не сдержал, но видит Тьма, он не был в этом виновен, словно само Предназначение вынудило его нарушить данное слово.   

Бывший глава разведки повернулся к своей спутнице и тряхнул растрёпанной головой.
- Надо хотя бы попытаться отмыть всё это.
Можно начать с малого. Например, привести себя в порядок. Тяжело поднявшись, бывший шпион подошёл к самой кромке воды. Раздеваться на берегу он постеснялся, решив залезть в прохладную воду вместе с одеждой и разбираться уже там.

Отредактировано Риенс (02.09.20 13:40)

+2

28

Кэльпи, конечно же, была не особо довольна, когда в компанию к Цири на ее спину взгромоздился еще и Риенс. Ей определенно точно не было тяжело нести двоих всадников, но гордая кобылка терпеть не могла чужаков. Она хорошо чуяла человеческую природу, и природа бывшего шпиона ей совершенно не нравилась.
— Прости, девочка, — прошептала ей Цири, похлопывая по боку, — но придется немного потерпеть.
Риенс тем временем, казалось, приободрился и не выказывал никаких признаков дальнейшего отравления змеиным ядом, хоть и держался в седле как-то совсем вяло. Цири даже подумала, не стоило ли посадить его впереди себя, чтобы в случае чего поддержать и спасти от падения. К счастью, падать он не собирался и за весь их длительный путь вдоль медленно несущей свои воды реки ни разу так и не покачнулся достаточно сильно, чтобы свалиться.

Утро уже было в самом разгаре, когда им подвернулась тихая, скрытая от посторонних глаз заводь, и Цири решила, что по воде они отъехали уже достаточно далеко — никаким собакам не отыскать теперь их след. Она повела Кэльпи к берегу, и кобыла радостно фыркнула, как только лишний седок соскользнул с ее спины.
Сама Цири тоже спешилась и сразу же начала проводить ревизию вещей, сохраненных в поклаже Кэльпи. Хотелось поскорее устроить лагерь и почувствовать, что наконец-то можно отдохнуть.
Спешить куда-то не было смысла — куда бы они не поехали сейчас, всюду оказались бы беглецами вне закона. В случае их поимки она сама, возможно, смогла бы отделаться только суровым выговором от императора (по крайней мере, ей казалось, что карать свою наследницу чем-то помимо выговора было бы дикостью с его стороны). А вот Риенса ждала, пожалуй, все так же казнь. Может, не такая громкая и публичная, как было запланировано раньше, но непременная и неотвратимая. Невзирая на то, что Цири думала и о его вине, и об уготованном ему наказании.

Потеря второй лошади значительно урезала их запасы. У них на двоих сейчас был только один спальник, полтора комплекта чистой одежды — рубашка и штаны для Риенса и только рубашка для Цири, так как штаны она предусмотрительно надела под платье, почти пустая фляга с водой, из которой Риенс пил свое «лекарство», и совсем никакого оружия, если не считать ее всенепременный кинжал.
А еще — ни крошки еды, ведь все съедобные припасы, пусть и скудные, она опрометчиво доверила второй лошадке. Кто мог знать, что все пойдет не по плану и Кэльпи не сможет привести за собой следом подружку? Оставалось только надеяться, что еду удастся раздобыть где-то в пути, при этом не особенно привлекая к себе внимание.
И хоть желудок, все еще будто в тугой узел завязанный тошнотворным спазмом, образовавшимся в результате того отвратительного путешествия по канализации, пока что наотрез отказывался подавать хоть какие-то признаки голода, Цири прекрасно знала, что скоро это пройдет, как проходит любое потрясение. И тогда ей не просто захочется, но необходимо будет поесть. Как и Риенсу. Для него этот вопрос, пожалуй, будет стоять даже более остро после пары дней изнурительной голодовки в темнице.

— Будь внимателен с рыбами, — предупредила она, окинув рассеянным взглядом забравшегося в воду мужчину. — Может нам повезет, и одна-две отыщут что-то интересное в твоих дырявых штанах и заплутают. Сможем выловить их и потом зажарить. Ты ведь для этого туда в одежде полез, да?
Нехорошо было подшучивать над человеком, только что вырвавшимся из когтей смерти, но Цири не смогла удержаться. Она вымоталась и устала от всего произошедшего этой ночью и в предыдущие несколько дней. Но, с другой стороны, чувствовала необыкновенное вдохновение и подъем сил, подзуживавшие ее шутить — что-то, чего она давно уже не делала. Ведь скабрезные шутки, как говаривали ее учителя этикета, есть занятие недостойное благородной дамы.
— В любом случае, — она смущенно кашлянула, — не сиди там долго. Твоей ноге не особо полезно мокнуть. И вот, — она подошла ближе к воде, отыскала у самой кромки относительно возвышенный и сухой участок земли, оставила там штаны и рубашку. — С сапогами туго, но пока хоть так. Одевайся, я отвернусь.
И, следуя своему обещанию, развернулась и пошла к «лагерю», который выглядел скорее просто как место, где в беспорядке разбросана куча вещей, чем как настоящий лагерь. Для настоящего ему не хватало не только упорядоченности, но еще и костра. Этим-то Цири и собиралась заняться.
[nick]Лара вар Эмрейс[/nick][status]была ласточкой, стала чайкой[/status][icon]https://i.imgur.com/P0UeKmj.jpg[/icon][sign]---☼---[/sign][raceah]Раса: человек[/raceah][ageah]Возраст: 21 год[/ageah][actah]Деятельность: наследница престола империи Нильфгаард[/actah][fnameah]Цирилла[/fnameah]

Отредактировано Цири (05.09.20 19:42)

+1

29

С лошадями у Риенса никогда не ладилось. Как, впрочем, и с любыми другими живыми существами, чего уж там таить. Нет, само собой, он умел держаться в седле, и весьма сносно, знал, как ухаживать за лошадью, и имел достаточно продолжительный опыт верховой езды, ведь, в конце концов, ему приходилось очень много путешествовать. Но положительных впечатлений об этом деле не сохранил. Да и доверия особого к своим скакунам не испытывал. Хотя его так ни разу не укусили и не лягнули, что тоже было в своём роде достижением.
Но он никогда бы в жизни не смог выдержать побег, подобный тому, что когда-то устроили Цирилла и её Кэльпи прямо из рук Скеллена и Бонарта, не смог бы удержать лошадь, не смог рваться с ней к свободе как единое существо. Кэльпи тогда спасла свою всадницу. И наоборот.
К счастью, сейчас от лошади не требовалось каких-то подвигов, хватало только стойко идти вверх, против течения. Как и от Риенса. Ему было достаточно держаться в седле. Что было сложнее, чем казалось на первый взгляд. Где-то внизу журчал речной поток, перед глазами маячила изящная спина его спутницы и спасительницы. Вроде бы сиди и не дергайся, но бывшему шпиону всё время казалось, что он теряет равновесие, перед глазами плыло, а голова предательски кружилась.

Ощутить под ногами землю было чертовски приятно. Кобылка довольно фыркнула, Риенс кратко глянул вверх, чтобы убедиться, что ему не придётся наконец-то испытать сомнительное удовольствие лошадиного укуса или пинка.
Цирилла осталась рядом со своей верным ездовым зверем, перебирая припасы. Стараясь не тешить себя лишними надеждами, бывший шпион сделал первый шаг в чистую заводь. Речная вода встретила его неприятной прохладой, по спине пробежали мурашки. С определенных пор он очень не любил холод, да и воду тоже. Но искреннее желание смыть с себя всю грязь – как вонь канализационных нечистот, так и въевшиеся воспоминания о том тёмном угле в крошечной камере – гнало его вперед, в воду, невзирая на колючий холод, когда на самом деле хотелось тепла. Риенс сжал зубы, забрался по шею и нырнул, через мгновение с недовольным фырканьем стягивая с себя грязную драную рубашку. Придётся и это рваньё прополоскать, в надежде, что с этим оскорблением слова «одежда» ещё можно что-то сделать.

Цирилла тем временем прокомментировала его решение купаться вместе с одеждой. Со стороны это действительно выглядело глупо и забавно, и где-то он это понимал. Ну не мог же банально признаться, что стыдился всей сложившейся ситуации, положения, в котором он оказался, вплоть до того, что даже снимать с себя грязную тюремную робу ему было стыдно, словно та ещё могла считаться каким-то барьером между ним и внешним миром.
- Рыбы? Пока у меня не задалось только со змеями.
Стараясь не выронить рубашку, Риенс стащил и штаны. Да, рваные и дырявые. Но рыбы в них не было. Не соблазнилась.
- Да нет в них ничего…
Шпион запнулся, словно обнаружив, что у шутки вполне могло быть и какое-то второе дно, то самое, которое подразумевало, что же интересного могло найтись в штанах.
- Их даже ловить не придётся, сами всплывут. – Рассеянно пробурчал чародей, пытаясь выбрать не самый глупый из ответов, пришедших ему в голову, решив отослаться к тому количеству грязи, которое налипло на ту рухлядь, которая претендовала на гордое именование «штанами». Хотя рыбам к грязи, наверное, не привыкать. Не вымерла же вся фауна в Альбе за долгие годы существования имперской столицы.   

И всё же эта вроде бы бессмысленная и неловкая беседа немного взбодрила его, возвращая мысли обратно в реальный мир, который уже не казался комком жестокого мрака, в котором скрывалась его смерть.
Здесь, в прохладной воде на диком берегу, нескладно отвечая шутки, с другой момент можно было бы весьма неоднозначно посмеяться, он впервые за долгие тёмные дни ощутил себя живым. По-настоящему живым человеком, а не безвольным пленником, который мог только забиваться в один и тот же угол, ожидая расправы.
Иногда так хотелось просто утратить связь с реальностью. Он уже был в тюрьме, в практически безнадежном положении, пусть и не настолько отчаянном, как в этот раз, тогда его хотя бы никто не собирался рвать на части. Не раз лежал без сил, терзаемый болью от травм, будь то глубокие магические ожоги или же серьёзное переохлаждение. И все эти моменты объединяло одно ощущение.
Полное бессилие, невозможность как-то изменить свою судьбу, повлиять ни на будущее, ни на незавидное настоящее. И физически он ощущал себя более чем живым. Но не морально.
И теперь холодная вода и простенькие шутки смывали это чувство.
Абсолютного отсутствия власти над своей жизнью.

Выбираться из воды было ещё приятнее, чем смывать с себя чертову грязь. Летнее солнце уже прогрело воздух, а ветерок был тёплым и почти нежным. Купавшийся мужчина едва успел замерзнуть, но совет не сидеть долго полностью одобрил. На берегу его ждал сюрприз.
Риенс с удивлением уставился на сложенные на берегу чистые и сухуие штаны с рубашкой, словно не поверив своим глазам. Вот что точно не могло прийти ему в голову, так это то, что Цирилла озаботится о том, что беглому заключенному не помешала бы другая одежда.
Кто бы мог подумать, что избалованный, придирчивый и ценящий роскошь молодой чародей так искренне обрадуется просто другому комплекту штанов и рубашки, неважно какого вида, фасона и размера. Лишь бы не та отвратная роба, которую он сейчас заботливым комом тащил из воды в руках, думая о том, как этот кошмар пережил, может быть, первую за время своего существования стирку. Тюремные шмотки неприглядной кучей тёмного тряпья с завидной долей нескрываемого удовлетворения были брошены под куст. Бывший шпион торопливо натянул предложенную одежду прямо на мокрое тело и почувствовал себя гораздо лучше. Если бы ещё не тошнотворное чувство въедливого голода, застрявшее где-то между горлом и животом, то всё и вовсе было бы, наверное, не так уж плохо. Как удивительно низко могут пасть запросы за столь короткое время. А ещё хотелось спать, причем речь шла уже вовсе не о неделе в чистой и мягкой кровати. Просто спать.
- Спасибо. За одежду.
Ещё немного, может быть с десяток раз, и он научится говорить это слово без ощущения сломанной этак в трёх местах челюсти.

Приглаживая мокрые волосы, бывший глава разведки подошёл к костру и тяжеловато уселся неподалёку. Он всё ещё думал о том, как подвести разговор к своим мыслям о вынужденном путешествии, точнее – банальном бегстве, куда-нибудь на восток или на север. И к тому, что ему нужна помощь его спутницы в том, чтобы достать хоть какие-то припасы, чтобы сделать это бегство если не относительно безопасным, то хотя бы реальным.
Риенс, не поднимая глаз от огня, почесал небритый подбородок, потер уже начинавшую медленно успокаиваться воспаленную шею и в целом выглядел весьма неуверенно.
- Что планируешь делать дальше?
Бывший шпион бросил короткий взгляд на спутницу. Пытаясь прикинуть, как теперь выстроить диалог и подвести всё к тому, что собирается делать он. И что ему нужна помощь. Снова. Ещё.
Каковы были его шансы?

Отредактировано Риенс (12.09.20 01:37)

+1

30

Костерок уже весело щекотал утренний воздух своими пламенными языками, когда Риенс наконец-то выбрался из воды. Цири услышала его тихие шаги у себя за спиной, выждала для верности пару секунд и потом обернулась, чтобы молча кивнуть на его слова благодарности. Ей нечего было сказать в ответ, только удивляться тому, с каким трудом эти слова срывались с его языка. Будто для него было слишком непривычно кого-то за что-то благодарить.
Помимо разведения огня, который должен был их теперь немного согреть и помочь просушить одежду, Цири успела собрать немного хвороста, полностью расседлать и вытереть Кэльпи. Лошадке тоже нужен был отдых. Место, в котором они остановились, казалось безопасным и убегать отсюда в скором времени Цири не представляла необходимым. Даже слабый дымок, вьющийся над их костром, вряд ли привлечет чье-то внимание — мало ли, какие путники решили устроить себе привал у реки.
Риенс выглядел крайне плохо: на бледном, изможденном лице залегли тени усталости, особо почеркнутые в темных кругах под глазами. Он медленно моргал подпухшими от недосыпа веками и, судя по виду, едва держался на ногах. На шее у него уродливой красной чертой поблескивал въевшийся в кожу след от двимеритового ошейника.
Цири молча провела бывшего шефа разведки взглядом, наблюдая, как он медленно ковыляет к костру и садится. Потом склонилась над седельными сумками, добывая оттуда свою единственную теперь чистую рубашку и небольшую стеклянную баночку с целебной мазью.
— Покамест планирую искупаться, — сообщила она Риенсу, закидывая рубашку на плечо. — А ты пока присмотри за костром, собери еще немного хвороста. Может, еще каких-то длинных палок… Предчувствую, что если рыба не повсплывала после твоего купания, то после моего уж точно сама побежит из воды на берег. Тут-то мы ее и зажарим, — улыбка, тронувшая ее губы, должна была подчеркнуть, что его шутка понята и оценена. — И еще… держи, — бросила ему баночку, не будучи уверенной, что он сможет ее поймать, целилась в колени. —  Для твоей шеи и ноги.

Оказавшись у самой кромки воды, Цири оставила чистую рубашку на том самом месте, где до того оставляла одежду для Риенса, а потом без стеснения стащила забитые илом сапоги, грязные штаны и пропахшие нечистотами остатки того, что совсем недавно было безумно дорогой и красивой нижней сорочкой. Прохладная вода нежно приняла ее тело в свои объятия.
Неторопливым шагом Цири дошла до глубины, позволявшей ей окунуться с головой, и с удовольствием нырнула. Обмыв лицо, увидела, как по поверхности уродливой кляксой расползаются остатки косметических красок, которые тяготили ее кожу с самого утра. Расползаются и исчезают.
Ей подумалось, что было бы хорошо, если бы точно так же можно было смыть все проблемы — просто оставить их растворяться в бескрайней толще воды и больше не вспоминать ни о каких дворцовых интригах, политических игрищах, покушениях на ее жизнь… Это, конечно же, было невозможно.
«Если только не нарушить данное императору слово», — подумала она и сразу же фыркнула от собственных неблагородных мыслей.
Потом снова погрузилась в воду, после чего еще долго оттирала каждое невидимое пятнышко на своем теле и многократно споласкивала волосы. Она не могла смыть с себя чувство долга, но могла избавиться хотя бы от той хмурой тины, долгое время заволакивавшей ее душу, пока она жила, уговаривая себя, что все происходящее есть обязательное сопутствие исполнения обещания.

Перед тем, как выбраться на берег, Цири украдкой глянула в сторону костра — не подсматривает ли Риенс. Она сама не знала, разозлится ли, если поймает его за подглядыванием, и расстроится ли, если поймет, что ему неинтересно. Уловить его взгляд ей не удалось. Но это ведь не значило, что он действительно не подглядывал.
Выйдя из воды и тщательно отжав мокрые волосы, она натянула только чистую и сухую рубашку. Штаны и сапоги основательно прополоскала, а потом устроила недалеко от костра сушиться — надевать мокрое совсем не хотелось. Все это происходило в тишине и молчании, нарушаемых только треском веток в огне да писком птиц, засевших где-то в прибережных кустах.
Цири сделала уже почти все, что могла: их маленький лагерь был разложен и упорядочен, костер разведен, Риенс, казалось, разобрался со своими травмами. Помимо сна, им теперь нужно было только одно — еда.
С сомнением посмотрев на заводь, Цири вернулась к воде.
Давным-давно, во время ее обучения в Каэр Морхене, Геральт показывал ей, как ловить рыбу. Его уроки не прошли даром, и вскоре на расположенном над огнем прутике жарились две небольшие рыбины.
— Ты спрашивал, что я планирую, — пошевелив тлеющие ветки палочкой, Цири подняла взгляд на Риенса. Им предстояло поговорить и обсудить все произошедшее и то, что должно было произойти в будущем. — Я тут думала… Перед тем, как все это случилось, — она замялась, снова опустила взгляд к углям, шевелить которые не было необходимости, — перед тем, как тебя арестовали, ты обещал разузнать что-то об этом заговоре. И по странному стечению обстоятельств в тот же вечер ты оказался в тюрьме. Может ли быть такое, что наши заговорщики пронюхали о твоем расследовании и решили нанести предупреждающий удар? Устранить тебя до того, как ты что-то успел разнюхать. Скажи, тебе удалось узнать хоть что-то?
[nick]Лара вар Эмрейс[/nick][status]была ласточкой, стала чайкой[/status][icon]https://i.imgur.com/P0UeKmj.jpg[/icon][sign]---☼---[/sign][raceah]Раса: человек[/raceah][ageah]Возраст: 21 год[/ageah][actah]Деятельность: наследница престола империи Нильфгаард[/actah][fnameah]Цирилла[/fnameah]

+1


Вы здесь » Aen Hanse. Мир ведьмака » По ту сторону Врат » [июль, 1273] — Unwanted Crown


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно